В октябре 1702 года русские войска одержали значительную победу в Северной войне – взяли крепость Нотебург, называвшуюся когда-то Орешком и переименованную теперь в Шлиссельбург. По этому случаю в Москве в соборной церкви 23 октября отслужили благодарственный молебен и стали готовиться к приезду Петра. Стали приглядываться: кто из молодых побойчее, посмышленее, кто повертлявее да коленца выкинуть умеет, кто к «кумплиментам» горазд – и отобрали наконец девятнадцать человек «из подьячих и из посадских людей», из Ратуши, из Монастырского и Сибирского приказов, из Номерной таможни и из купецких людей.
В конце октября «сказан им его Великого государя указ, чтоб они комедиям учились в Немецкой слободе у комедиянта Ягана Куншта и были б ему в том учении послушны», а Кунста обязали, «чтоб он их комедиям учил с добрым радением и со всяким откровением». «Начальный комедиант» отобрал из присланных двенадцать человек. Первым, самым прилежным и лучшим среди них стал вскоре Федор Буслаев, а самым разбитным – Василий Теленков, позже заслуживший прозванье «Шмаги-пьяного».
Аполлинарий Михайлович Васнецов.
Уличное движение на Воскресенском мосту в XVIII веке.
Дьяки писали Головину, что в Немецкой слободе в Лефортовом доме «в большой палате около театрума и хоры достраивают», над «театрумом» (сценой) укрепили «большую комедийную скалку» (чтобы поднимать и опускать декорации), «сверх театрума» украсили резьбой, повесили занавес «тафты зеленой» и разместили сто шандалов для свечей. А «начального комедианта» дьяки обещали Головину «понуждать о новых комедиях» и сообщали, что он «комедию о взятии города Орешек пишет и обещался изготовить вскоре».
Мастер-комедиант Кунст же, не привыкший к таким темпам, ворчал: «Никакой комедиант на свете вовсе новую невиданную и неслыханную комедию в неделю на письме изготовить и в три недели оказать и действовать не может; любви же ради и униженной должности против царского величества, я то на ся принимаю и совершу». Однако Кунст выставлял «просительные статьи». Среди них первая и заключительная касались выплаты ему «достального жалованья, понеже без него ничего нельзя начать». В одной из «статей» Кунст просил дать ему ведомость, «что под городом Нотебургом делалось (понеже новую комедию велели изготовить), и кто в каком ратном деле был (закрытыми ли именами генералов и град называть?)».
В результате написанная комедия называлась «О крепости Грубетона, в ней же первая персона Александр Македонский», и Кунст старался закончить ее «с великим поспешением», так как ждали этого самого «Македонского» вскорости к Москве. Четыре месяца работали двадцать мастеровых: перспективы писали живописцы, рамы к ним делали столяры, костюмы «розными образцами» шили портные. А Кунст сочинял комедию и обучал уже две труппы – немецкую и русскую – и должен был еще их во всех комедиях «своими теятерскими платьями, перьями, накладными волосами, башмаками, чулками, рукавицами, лентами и иными такими надобными вещами нарядить». Знающих дело помощников имелось у него очень немного. Свою-то труппу он формировал умело: почти каждый из актеров, привезенных им в Москву, совмещал с основной профессией еще какую-нибудь театральную специальность. Антоний Ротакс мог в нужный момент стать еще и парикмахером и договором обязывался «не токмо к действу всегда готову быти, но ежели господину принципалу надлежит и жене его новых перуков или накладных волос заготовить и старых починить». Яков Эрдман Старкей подписывался «не токмо в комедиях готов быти, но и комедиянских платьев делать и все, что елико надобно будет». А Михайла Виртен «обещался еще яко же к театрейскому писарю готову быти денно и нощно». Всем им в эти месяцы досталось работы, чтобы угодить Победителю.
И вот наконец 14 декабря Кунст смог донести самому Петру, что новоявленные русские актеры «перед великим государем действовать во всем наряде готовы». Спектакль состоялся 16 декабря, давали комедию «русскую и немецкую». И сам спектакль и атмосфера вокруг него совершенно согласовывались со вкусами Петра. Один из историков-очевидцев скажет позже: «Петр наводил политес с маниру голландского, матросского». И действительно, часто в публичном месте, где появлялся царь, возникала атмосфера таверны: он любил, чтоб было людно, шумно, чтобы женщины разделяли общество мужчин, громко смеялись, непринужденно общались и раскованно, а то и разнузданно шутили. Так было и в Лефортовой палате: зрители представляли собой пестрое смешение родовитых и «безродных выскочек», сановных, титулованных и торговых людей и купцов; старая русская знать мешалась с иноземными военными и мастеровыми; они непринужденно обращались друг к другу и к окружающим; женщины сидели рядом с мужчинами. А в самой комедии было много грома, пушечных выстрелов, пальбы, военной бравурной музыки. Окрыленный первыми победами Петр хотел их шумно отпраздновать – Кунст в этом отношении вполне угодил ему. Очень польстило царю и сравнение его с Александром Македонским.
Далее ► Шутовской персонаж Тразо
Главная ► Мода и история театра
