В ночь на 25 ноября 1741 года дочь Петра I «восприять соизволила родительский престол» при пособии гвардейцев Преображенского полка, вдохновить которых явилась самолично в казармы. В тот же день «в начале третьего часа после полудни при непрестанном радостном восклицании в бесчисленном множестве собравшегося народа» Елизавета Петровна перешла в императорский дворец.
Полтора десятилетия прошло с момента смерти Преобразователя России. За эти годы кто только не царил на его троне: Екатерина I, мальчик-монарх Петр II, Анна Иоанновна и даже младенец Иоанн Антонович (на руках у своей матери-правительницы Анны Леопольдовны). А рядом с ними пристраивались любимцы и фавориты, занимавшие первое место у трона и лучшее место под солнцем. Чем выше взбирался каждый из этих избранников судьбы, тем ужаснее для него бывало падение, после которого отправлялся он «коченеть» в Сибирь – вечное пристанище опальных. Да, изменчива фортуна... И вот уже опять взоры всех устремлены на Москву, куда спешит половина Российского царства на коронацию «Петровой дщери».
Художник Луи Каравак.
Императрица Елизавета Петровна.
В конце февраля 1742 года новая государыня в сопровождении громадной свиты «отъехала» из Петербурга в Первопрестольную, чтобы возложить на себя императорский венец. В это время начала «являться около полуночи в северной стороне комета» – ее все почли добрым предзнаменованием. Ехала Елизавета довольно скоро, а начальники станций, городов и деревень должны были «всячески содействовать жителям изъявлять свою любовь к государыне».
У каждой станции торжественный поезд въезжал в «аллею», устроенную из еловых деревьев, а «все места, чрез которые Ее Величество ночью ехала, были иллюминированы и на улицах выставлены зажженные смоляные бочки». Градоначальники выстраивали население по бокам возведенных аллей «точным порядком»: с одной стороны мужчин, с другой – женщин. При приближении царских экипажей толпа с радостными криками падала ниц. Когда же люди поднимали головы, чтобы увидеть царицу, то в лицо им летел снег с комьями дорожной грязи. Верноподданные испытывали мгновенное разочарование: они так и не узрели государыни, ставшей теперь для них первой после бога.
Художник Иван Вишняков.
Портрет императрицы Елизаветы
Петровны, Государственный
Русский музей, 1743 год.
Художник Георг Христоф Гроот.
Императрица Елизавета Петровна
в черном маскарадном домино с
маской в руке, 1748 год.
А и «правду молвить, молодица уж и впрямь была царица»: Елизавете минуло тридцать два года; при достаточно высоком росте и сказывающейся уже склонности к полноте она все еще имела «несравненный стан». «Удивительную» белизну ее лица оттеняли прекрасные волосы – «рыжевато-золотистые» в юности, а теперь ставшие каштановыми, но не потерявшие «своего блеска и очарования, так как цесаревна никогда их не пудрила». Огромные голубые глаза ее наполнены «воробьиного сока», как выразился один иностранный дипломат, имея в виду их необычайную живость. За «нежнейшую шею» и «красивую грудь» цесаревну называли «лебедь белая». От всего ее существа веяло жизнелюбием, а сейчас Елизавета была сама праздник. И толпа желала увидеть этот «праздник», воспринимаемый как торжество национального духа над неметчиной, царившей при Анне Иоанновне и после нее.
Торжественный въезд в Москву
Двадцать шестого февраля «по полудни в пятом часу» государыня прибыла в подмосковное село Всесвятское, а через день состоялся ее въезд в Москву. В великолепной карете, запряженной восемью неаполитанскими лошадьми, Елизавета сидела окруженная лейб-кампанцами, камергерами, камер-юнкерами, гайдуками, камер-фрейлинами, статс-дамами и еще целой толпой приближенных. Для встречи императрицы в городе построили четыре триумфальные арки от «разных граждан».
Через первые Триумфальные ворота торжественный эскорт въехал на Тверскую улицу – по обеим сторонам ее «в парад были поставлены полки». Радость жителей, встречавших государыню, выражалась тем, что «дома все убраны были разными украшениями и из окон по стенам, тако ж де и от построенных мест, с которых великое множество народа церемонию смотрели, свешены были изрядные персицкие и турецкие ковры и другие разные богатые материи». Доехав до Куретных ворот, кавалькада чуть приостановилась и направилась к Никольским воротам – через них Елизавета вступила в Кремль. В Успенском соборе состоялся молебен и архиепископ Новгородский Амвросий сказал прочувствованную проповедь. В ней он вспомнил императора Петра Великого и «коль много по кончине его бед, перемен, страхов, пожаров, ужасных войн и многотрудных гладов, напрасных смертей и прочих бесчисленных бедствий претерпела» Россия и выразил надежду на «кровь Петрову».
По выходе из Кремля началась «церемония шествия» к зимнему дому императрицы, «что на Яузе», по Никольской улице, сквозь вторые Триумфальные ворота, возведенные от Синода. Здесь Елизавету встретил хор из учеников Славяно-греко-латинской академии, поставленных «по двадцати человек на каждой стороне». Одетые в белые одежды, в зеленых венках поверх белых париков, с лавровыми ветвями в руках, юноши напоминали каких-то сказочных весенних существ среди зимней стужи. Такими же весенними, жавороночьими голосами они пропели «пристойную песню» о том, что наконец «воссияло вёдро на Российских небесах», поклонились царице, и она проследовала мимо.
Вечером же «домы по всему городу были преизрядно иллюминированы» зажженными свечами в окнах домов и горящими фонарями и плошками у ворот. Ярче всех светился Головинский дворец, где поселилась императрица; его вскоре особым указом запретили называть «Анненгофом». В этом дворце пышным ужином и балом закончился сей торжественный день. А недалеко, на высоком берегу Яузы, заканчивали строить «со всяким прилежанием» великолепный Оперный дом – он должен был поспеть к коронации. «К помянутому ж времени отделать велено» и новую большую маскарадную залу, пристроенную к Головинскому дворцу.
Далее ► Самая веселая императрица
Главная ► Мода и история театра
