Известно, что для императора Марка Аврелия и слово «марионетка» и тема марионеточной зависимости человека были постоянны: в своих выступлениях он неоднократно предлагает противопоставить страстям, которые дергают человека «словно за нитки», усилия воли, подавляющей страсти. Или его размышления о смерти: «Смерть прекращает волнение, которое чувства наши сообщают душе, бурю страстей и то жалкое состояние марионетки, в которое обрекают нас заблуждения мысли и самовластие плоти». Истории известны случаи поразительной страсти, привязанности человека (среди них были и крупные государственные деятели) к марионеткам и самим представлениям с куклами. Сохранилось свидетельство о том, что Антиох Казикский, едва вступив на престол, «до безумия пристрастился к марионеткам», а между тем, свидетельствует летописец, «он предавался этой забаве, а царство его нуждалось в военных орудиях, составляющих славу и безопасность государства».
Арлекин – персонаж итальянской комедии дель арте, второй дзанни (слуга); самая популярная маска итальянского театра комедии. Представляет северный (или венецианский) квартет масок, наряду с Бригеллой (первым дзанни), Панталоне и Доктором.
Театр кукол издавна волновал человека и своей странной похожестью на живых существ и тем, что постоянно давал повод к философским размышлениям – слишком очевиден был пример живого, действенного дуализма: управляющий и управляемый. Тема марионетки, нитей, которые приводят ее в движение, и тема авторской воли, которая руководит этим движением, постоянны не только в античной, но и в средневековой философии. Рассуждения о марионетке повторяются и в более поздние времена как излюбленный прием для наглядного пособия христианской религии: человек зависит от бога, бог за него думает, решает, предопределяет его судьбу.
Историки неоднократно пересказывали тот монолог Платона, с которым он, держа в руках марионетку, обращался к своим ученикам: «Каждый из нас представляет одушевленный образ, рожденный по воле богов... Страсти, двигающие нами, подобны множеству веревок, тянущих нас в разные стороны; противоположные движения направляют нас в противоположные стороны. Нам известно различие между пороком и добродетелью. Здравый смысл учит повиноваться лишь одной из этих веревок, следуя ее движению с покорностью и настойчиво отвергая остальные. Этой единственной веревкой являются золотые узы разума и закона. Остальные тверды, как железо. Только она одна поддается различным движениям, потому что она золотая, она одна обладает постоянной формой, между тем как остальные принимают различные очертания. И все они должны быть подчинены этим узам закона, так как разум, прекрасный сам по себе, был бы несостоятельным, если б закон не придавал бы крепости этой золотой нити, предназначенной для управления другими».
Средневековая литература повторяет сравнения божественной воли с невропатией. Более того, она окрашивает эту постоянную философскую метафору новыми красками. Епископ Синезий (V век) сравнивает непрерывное действие божественной воли с искусством марионеточника, кукла которого «продолжает двигаться и тогда, когда рука управляющего ею перестает дергать нити».
Идея бренности жизни обретает в средние века еще более отчетливое выражение. Снова здесь возникает сравнение с марионеткой. «Радости жизни–лишь игра марионетки»,– пишет Ульрих фон Тюргейм в поэме о Вильгельме Оранском.
Сравнение жизни с театром, а марионетки с человеком использует и литература более позднего времени. В стихотворении «Игра марионеток» Свифт пишет: «Изменчивая сцена жизни–только театр, на котором появляются различные фигуры. Юноши и старцы, принцы и крестьяне делят между собою роли... Они повинуются нитям, которые ими управляют; даже слова, произносимые ими, не принадлежат им».
В стихотворении, посвященном герою английского театра эпохи Возрождения Панчу, он еще раз возвращается к этой идее: «Философы уверяют, что весь мир – игра марионеток». Кроме того, Свифт посвятил марионеткам свою Сказку об ушате», которая была прекрасно проиллюстрирована художником Хогартом. На рисунке изображен проповедник на кафедре, иезуит, который держит в руках дне куклы-марионетки: одна изображает Бога-отца, вторая – Дьявола. А рядом с ними расположились еще шесть фигур – Адам, Ева, Святой Петр, Святой Павел, Моисей, Аарон.
Человек и бог, человек и власть, человек и дьявольское наваждение, борьба в человеке «божественной воли» и бунтующей души, духовное и плотское, эмоция и разум, – какие бы построения ни делали с помощью марионеток философы (обратим на это внимание!), всегда, точно так же как и в спектаклях кукольников, их построения не только содержали дуализм формулы, но и подчеркивали многообразие сопоставлений, соподчинений, соотношений сотрудничества человека и куклы.
Многообразные качества приписывали куклам многие выдающиеся деятели литературы и театра нового времени. Известно пристрастие к марионеткам Ж. Санд, М. Метерлинка. Любопытно высказывание о марионетках, принадлежащее Анатолю Франсу («La vie litteraire»): «...Марионетки похожи на египетские иероглифы, то есть на нечто таинственное и чистое, и когда они разыгрывают пьесу Шекспира или Аристофана, мне кажется, будто священные письмена постепенно покрывают стены храма, запечатлевая мысль поэта. Словом, я чту их божественную невинность и уверен, что если бы старик Эсхил, который верил в чудесное, вернулся на землю и посетил Францию... он поручил бы играть свои трагедии группе господина Синьоре (труппа марионеток)... Я хотел бы, чтобы театральное действие оставалось настоящей игрой и напоминало чем-то нюрнбергские шкатулки, игрушечные ноевы ковчеги и циферблаты старинных часов с движущимися фигурами. Но я хотел бы также, чтобы эти наивные образы были символами, чтобы некая магическая сила приводила в движение бесхитростные фигурки и чтобы, наконец, все это оказалось волшебной игрушкой. Такой вкус представляется странным, и, однако же, следует признать, что Шекспир и Софокл в достаточной степени удовлетворяют ему».
На Первом Всесоюзном съезде писателей Алексей Горький назвал Петрушку среди выдающихся созданий «рацио и интуицио» русского народа, тех бессмертных творений, которые составляют его национальную гордость. Итальянцы гордятся именем Пульчинеллы – прародителя всех знаменитых петрушек мира. Считается, что Пульчинелла оказался одним из тех, кто поднял знамя национального освободительного движения, за что страна и поставила ему памятник. Памятник – кукле!
Далее ► Первые представления
Главная ► Мода и история театра
