Разумеется, актером может быть далеко не всякий. Нужны легкая эмоциональная возбудимость, богатая фантазия, живое воображение, темперамент, заразительность, обаяние, наивность, вера, цепкая наблюдательность. Нужен талант. Но даже и для одаренных, предназначенных театру людей обязательна упорная работа над собой на репетициях, дома, дабы быть всесторонне готовым к воплощению образа, к выполнению задач любой сложности.
В молодую пору у Вахтангова с Михаилом Чеховым была придумана игра – своеобразная тренировка на трюках. Один день Вахтангов командовал Чеховым, предлагая ему все новые и новые задачи: то изобразить ученую обезьяну, постепенно превращающуюся в человека, то человеческое существо с отвинчивающимися руками, ногами, головой, то вконец опьяневшего посетителя кабачка, занятого опусканием спичек в бутылки. Потом они менялись местами и уже Чехов приказывал Вахтангову исполнять его неистощимо изобретательные выдумки, проверяя виртуозную способность к преображению. В этом юношеском опыте двух больших художников нашего театра было, конечно, и молодое озорство, и молодое веселье (без юмора не может быть актера), но была и забота о куда более серьезных вещах. Гениальный актер Михаил Чехов никогда не повторялся в образах, не играл себя, не был в ролях «одинаковым человеком».
Актер Качалов Василий Иванович
в молодости
Василий Качалов и Ольга Книппер
в спектакле «Гамлет», 1911 год
И как пригодилась эта легкость, эта виртуозная способность к преображению, это с молодых лет усвоенное искусство говорящей, зримой пластики, когда молодой Чехов в студийном спектакле «Гибель Надежды» сыграл 80-летнего старика Кобуса или своих Эрика («Эрик XIV» А. Стриндберга), Фрезера («Потоп» Ю. Бергера), Гамлета, Муромского («Дело» А. Сухово-Кобылина), Хлестакова.
Василий Иванович Качалов ночами пугал домашних громовыми раскатами голоса – пробовал сильные места будущей роли. Актер уникальных голосовых данных, чарующего тембра не переставал работать над речью – ее выразительностью, классической ясностью, музыкальностью.
Качалов одно время очень увлекался упражнениями с костюмом. «Одетый в легкую пижаму, он выходил к нам, домашним,– вспоминает сын артиста В. В. Шверубович, – и просил, чтобы мы угадали, «во что он одет». По тому, как ходит, как садится, как держит руки, мы должны были определить, что на нем – фрак ли, мундир, николаевская шинель или испанский плащ...»
По существу творческий процесс в актере непрерывен. Репетиции – важнейшее, но не единственное звено его. Процесс длится всегда – не только на репетициях или во время подготовительных занятий дома, не только в часы раздумий и вчитывания в пьесу, но на улице, в гостях, в домашнем быту, во встречах с самыми разными людьми. Общение с людьми, участие в живом течении современной художнику жизни – вот постоянный источник, мощный побудитель творчества актера. Какая-то счастливая случайность, подсмотренная деталь, странность человеческого обихода – все может стать толчком к творчеству, дать богатую пищу фантазии, расковать воображение.
По многим свидетельствам, Станиславский очень мучился с ролью генерала Крутицкого. Окончательная дряхлость, физическая и умственная слабость этого искоренителя реформ никак не давались великому артисту. И вот в один из дней в тихом арбатском переулке наткнулся Станиславский на старый особняк. Весь серый, осевший в землю от времени, замшелый и будто бы нежилой. От этой каменной развалины в воображении художника потянулись нити к развалине живой – генералу Крутицкому. Неуловимыми и подсознательными путями и упорным тренажем добился Станиславский особенной походки своего героя на негнувшихся, одеревенелых, уже неживых ногах и особой постановки корпуса, откинутого назад, немощного, колеблемого и слабым дуновением. Были найдены длинные и редкие, не белые, а какие-то зеленоватые, цвета высохшего мха бакенбарды, росшие не только вдоль щек, но даже из ушей. Были найдены уши, большие, хрящеватые и тоже будто бы уже неживые.
А другую замечательную находку в образе Крутицкого подсказал Станиславскому случай. В описаниях роли не один раз упоминается действие с дверной ручкой. «Слабоумный мудрец» Крутицкий, выходя из своего кабинета, долго и глубокомысленно крутил ручку двери, отрешившись от всего, всецело погрузившись в это бессмысленное занятие. А между тем на первых спектаклях подобного действия у героя Станиславского не было. В одном из представлений заело входную дверь. Актер не мог выйти со сцены и решил обыграть непредвиденное обстоятельство. Он сделал это так выразительно, так смешно, так уместно в общем решении образа, что игра с ручкой была оставлена на все последующее исполнение роли, стала одним из самых разоблачительных, сатирически беспощадных моментов в работе Станиславского.
Далее ► Характерный актер и его роли на сцене
Главная ► Мода и история театра
