Для каждой новой пьесы режиссер должен найти свой, самый точный, максимально
подходящий, максимально вскрывающий ее сущность и передающий ее форму прием, должен найти свой подход.
Режиссер должен помнить об авторе, помнить об особенном авторском мире
творчества. Но к каждой отдельной пьесе он должен подходить предельно конкретно,
предельно непредвзято. Московский Художественный театр поставил всего Чехова. И
было бесконечно много общего, Чехову вообще присущего, Чеховым рожденного и в
«Чайке», и в «Трех сестрах», и в «Дяде Ване», и в «Вишневом саде». Но это не
значит, что все перечисленные работы МХАТа повторяли друг друга, что раз
найденный ключ к той же «Чайке» механически применялся Станиславским и
Немировичем-Данченко и к последующим чеховским постановкам.
В. И. Качалов в роли Тузенбаха в
спектакле МХАТа «Три сестры»
О. Л. Книппер-Чехова в роли Раневской
в спектакле МХАТа «Вишневый сад»
И. М. Москвин в роли царя Федора в
спектакле «Царь Федор Иоаннович»
Искусство не терпит повторов, следования чужими, ранее открытыми путями. Русский театр потому и знает бесконечное множество тонких, точных, проникновенных видений и воплощений пьес, что большие и подлинные режиссеры всегда искали свое решение, имели мужество и отвагу идти собственным путем в искусстве. Все они исходили из объективных данных драматургии, литературы, которую им предлагал автор, будь это классик или современник, «о каждый из них хотел дать и давал собственное решение, отстаивал свое видение. Вот, например, одна из пушкинских маленьких трагедий «Пир во время чумы», как ее намеревался ставить Евгений Вахтангов.
Вахтангову виделся стол и уличный фонарь, за спиной у пирующих – огни и силуэты города, домов с пустыми окнами на фоне черного бархата. Группа людей расположилась за столом. В огромном сером полотнище прорезаны дыры для кистей рук и голов. Полотнище покрывает стол и всех актеров. «Получается, таким образом, одна сплошная серая масса, где все связаны друг с другом... играют только головы и кисти рук. На столе стоят факелы», – вспоминает ученик Вахтангова Б. Е. Захава. – Лица ярко освещены. Движения чрезвычайно экономны. Каждый поворот головы – перемена мизансцены. Рука тянется за кубком, рука закрывает лицо, рука обнимает, рука отталкивает, – все здесь становится необычайно значительным. Отсутствие тела у актеров придает исключительную выразительность малейшему движению рук и голов». Вахтангов с первых мгновений заявляет и сгущает трагедию происходящего. На сцене медленно движется многоголовое, многорукое тело. Люди связаны друг с другом, смерть одного несет смерть другим. И всем больно, и всем одинаково страшно.
Далее ► Постановки спектакля «Гамлет»
Главная ► Мода и история театра