В судьбе Вахтангова – человеческой, гражданской, творческой – революция сыграла поистине всеопределяющую роль. Для него, по существу, не стояло вопроса – принять или не принять ее. Переход к новой вере совершился стремительно и потрясающе искренне.
Вахтангов, подобно Маяковскому и Блоку, всем сердцем отдался революции. И у него, как у многих других, не было и не могло быть в те годы точного осознания ее социальной сути. Он воспринимал ее эмоционально, художественно, «музыкально» (подобно Блоку). Он «эстетически заражался ею» (П. Марков. Из лекции о Вахтангове). Он воспринимал ее по-своему.
Спектакль «Принцесса Турандот»
Для Вахтангова революция была светом, жизнью, светозарностью. (Мейерхольд, в отличие от Вахтангова, увидел в революции очистительную стихию разрушения, высокий и добровольный аскетизм эпохи военного коммунизма. Это ощущение рождало сухость, плакатную резкость и ударность первых послеоктябрьских постановок Мейерхольда. От ощущения всеобщего равенства перед революцией, слитности всех в едином устремлении родилась униформа сценических одеяний актеров. Революционное презрение к материальному, к мелочам и ценностям быта привело к изгнанию вещей со сцены, к грубому обнажению сценической коробки.)
Для Вахтангова было важно ощущение того, что со старым, прошлым кончено навсегда, что впереди ждет радостный, сияющий мир. Одним из первых Вахтангов предугадал и увидел сияние будущего мира сквозь отнюдь не лучезарную реальность 20-х годов. Критик А. Мацкин в статье «Вахтангов, старая и новая Турандот» использует выражение Ф. Энгельса – «Жизнерадостное свободомыслие». «Жизнерадостное свободомыслие» воспринял Вахтангов в революции, «богатство духовных возможностей человека революционной эпохи» пронизало новое вахтанговское мироощущение и вошло в его солнечную, праздничную «Турандот».
В краткие годы своего земного и творческого бытия Вахтангов успел дать основы и указать пути философскому театру, ставившему глубочайшие проблемы, выраженные особыми, каждый раз новыми средствами. Тема жизни и смерти – кардинальных проблем человеческого существования – звучит и варьирует в его спектаклях после Октября: чудовищность смерти, мертвого прошлого, посягающих на жизнь, молодость, красоту в «Гадибуке»; бесчеловечье лицемерия в «Чуде святого Антония», превращающего людей в манекенов. Праздник жизни, чудо жизни, которая для Вахтангова неразделима с солнечностью и праздничностью победившей революции, – это в «Турандот». (Как писал П. Марков, там «вера сердца, песнь любви, твердость знания».)
В его театре постановка «Турандот» была манифестом художественных идей Вахтангова. В ней сказалась великолепная свобода в выборе формы. Была игра, ирония, вольная актерская импровизация, виртуозная динамика и пластическая музыкальность. Но не ирония, и не формальная новизна, и не злободневные остроты четырех главных масок – Панталоне, Бригеллы, Труфальдино, Тартальи – составили силу и бессмертие «Турандот». Радостная философия жизнеутверждения (о ней уже шла речь выше) и глубокое внутреннее оправдание всего, что происходило на сцене.
Далее ► Вахтангов и его спектакли
Главная ► Мода и история театра
