Из примеров сравнительно недавних лет – начало В. Розова в Центральном детском театре. Неудавшийся режиссер, никому не известный актер, Розов принес свою первую пьесу «Ее друзья». В меру сентиментальную, в меру мелодраматическую, о десятикласснице, которая теряет зрение. Режиссура в лице О. И. Пыжовой и Б. В. Бибикова могла пьесу отклонить, но тем не менее приняла к постановке и выпустила спектакль. Как ни неожиданно – один из самых чистых и молодо-обаятельных, тепло принятых зрителем на тогдашней сцене ЦДТ. Слезливые, мелодраматические моменты, которыми грешила пьеса, отступили на второй план. Театр, актеры, даже и не ставя перед собой специальной цели чему-то учить автора-дебютанта, тем не менее в ежедневной работе, в живом общении показывали ему, где его сила, что следует развивать дальше, а от чего следует отказываться. Театр почувствовал и подхватил прекрасную розовскую наблюдательность, ощущение юного возраста героев как особой, важной, решающей в становлении человека поры; и поэтическое утверждение драматургом добра, благородства, человечности как основ жизни советских людей, как неписаных законов существования и школьников-десятиклассников, и более старших.
А вторая розовская пьеса – «Страница жизни» попала в театр, когда там уже работала режиссер мхатовской школы, ученица Вл. И. Немировича-Данченко и великого русского актера М. Чехова – М. О. Кнебель. Пьеса не понравилась никому. И коллектив, и режиссер поступили единственно верно, решившись на откровенный и нелицеприятный разговор с автором. После успеха своего первенца – «Ее друзья» – Розов такого разговора не ждал. А между тем ему звонили из других коллективов, просили передать «Страницу жизни», обещая принять все как есть, без исправлений и переделок. Центральный детский театр, режиссер Кнебель нашли в себе мужество твердо стоять на избранной позиции, стали по отношению к Розову учителями справедливыми, но суровыми, предложив ему целый ряд подробно обоснованных, крупных и мелких замечаний.
Но и драматург обнаружил талант серьезного и вдумчивого ученика. Он отверг соблазнительные посулы. Он не ушел из ЦДТ. Он сел за работу, «проявив, – как свидетельствует М. Кнебель, – необыкновенную волю, упорство и требовательность к себе». Мучаясь «Страницей жизни», Розов не покинул театр, где уже были у него строгие и честные друзья, и тем самым решил свою судьбу. Уже совсем немного времени осталось до встречи с молодым режиссером Анатолием Эфросом – «розовским режиссером», счастливо найденным союзником, другом в исканиях. Одна за другой появлялись премьеры пьес Розова – «В добрый час!», «В поисках радости», «Неравный бой», «Перед ужином»... Драматург и режиссер восходили на каждую следующую и высокую ступень опыта и мастерства в опоре друг на друга. Они были взаимонеобходимы, они учились друг у друга, чутко ощущали друг друга, оформляли творческое становление каждого. В книге Анатолия Эфроса «Репетиция – любовь моя» есть строки объяснения в любви к драматургу В. Розову.
«Что же касается меня, то без ваших пьес я был бы, вероятно, похож на кактус, который отставили от окна. У меня есть такой кактус – он съежился, а его иголки стали желтые. Мои же иголки сейчас, уверяю вас, совершенно зеленые».
Нечто близкое по смыслу и по тону неоднократно устно и письменно говорил Анатолию Эфросу и драматург Розов.
Ответственность театра и автора взаимна, взаимообязательна. Бывают трудные, несправедливо затянувшиеся открытия нового драматического таланта. Так случилось с молодым и безвременно погибшим (утонувшим в ледяной Ангаре) Александром Вампиловым. После смерти драматурга – и будто в исправление вины, невнимания – появился целый залп премьер: «Старший сын», «Прошлым летом в Чулимске», «Прощание в июне», «Провинциальные анекдоты» порой торопливых, не всегда слишком точных.
Чем же привлекла драматургия А. Вампилова многочисленные коллективы страны, многих и разных режиссеров? Силой нравственного поиска, который в душах и судьбах своих героев ведет автор. Что может стать причиной человеческого слома, омертвения и капитуляции души, самопредательства или предательства других? Эгоизм и скаредность, замкнутость человека в себе? Отъединенность от людей? Слишком сильная «личная» обида, как у следователя Шаманова? Слишком большая «личная» любовь, как у аптекарши Кашкиной («Прошлым летом в Чулимске»)? Бедность и прозаизм духовного склада, мизерность интересов, убогость жизненных целей, как у Зилова из «Утиной охоты»? Драматург не дает категорического ответа. Он требовательно и пристально всматривается в своих героев и размышляет. Вампилов отлично пишет быт, будь это городская квартира, предместье – новостройка, или дальний, сокровенный, вроде районного Чулимска, уголок нашей страны. Драматург пишет быт просто, прочно, без малейшего стремления к экзотике, к расстановке акцентов. Реальная оболочка его пьес может и обмануть. (И именно так – в бытовом, буквальном ключе ставят пьесы Вампилова многие режиссеры.) Однако вампиловский быт скрывает загадку. Словно срабатывает невидимый фантастический механизм, и равнинное, обыкновенное течение жизни взорвано. Человек поставлен в обстоятельства чрезвычайные. От его решения, от его выбора, высоты или низости его поступка в сложных обстоятельствах зависит вся дальнейшая его судьба. Все – как он жил, чувствовал, поступал – проявит себя в нагрянувшем испытании. Чем же должен быть вооружен человек, чтобы достойно пройти через него? Ведь испытует сама жизнь. Пробует на излом, на прочность, на чистоту души. Человек должен жить достойно, чтобы каждое мгновение быть готовым к трудному экзамену судьбы. Так говорит сложная, совсем не бытовая, таящая в себе загадку, «хитрый» авторский умысел вампиловская драматургия...
Далее ► Драматургия 70-х годов двадцатого века
Главная ► Мода и история театра