История моды маски куклы костюма

История марионеток

В своей «Истории марионеток» Шарль Маньян приводит немало описаний кукол с механическими или автоматическими устройствами. Он рассказывает даже об игрушке, являющейся прообразом будущих аэростатов, – летающем голубе. Интересен не только сам рассказ, но и тот вывод, к которому приходит Маньян относительно игрушки греков: «По свойству и характеру своего ума греки должны были придать этому первому опыту аэростатов вид живого существа и какой-то таинственный, драматический интерес».

Марионетка-старуха

Современный театр марионеток и кукол отличается разнообразием репертуара и красочностью костюмов. Теперь можно увидеть не только персонажей любимых с детства сказок, но и тонкие постановки на современные темы, понятные детям, воспитанным на безумно-буйной масс-культуре современного телевидения и интернета.

«Таинственный, драматический интерес»! Сколько глубокого смысла скрыто в этих словах. Мы ничего не знаем о репертуаре афинских театров, до нас дошли лишь описания кукол и того эффекта, который они производили во время своих спектаклей. И снова – свидетельство «таинственного, драматического интереса». Зрителей, конечно, привлекал сюжет, быть может, и идея, которая содержалась в спектакле. Более другого их поражал эффект, чудо ожившей материи, способность куклы становиться почти реальным, живым существом.

Именно это утверждает Маньян, ссылаясь на Аристотеля (имеются в виду куклы греческого театра, в том числе и театра Потейна): «Управляющему марионетками стоит дернуть шнурок, чтобы привести в движение голову или руку этих крошечных существ, их плечи, глаза, а иногда все части тела вместе, которые немедленно повинуются мерно и изящно». «Апулей,-–пишет Маньян, – придает еще более силы этим похвалам». Управляющим движениями маленьких деревянных человечков стоит только дернуть нитку, долженствующую привести в движение тот или другой член, и тотчас шея сгибается, головка наклоняется, глаза смотрят, руки готовы исполнить всякую службу: все тело кажется живым и полно изящества».

Нам следует обратиться и еще к одной традиции, которая переживет идею автоматов и будет восстанавливаться каждый раз, когда человеку понадобится реализовать свою страсть к гротеску, карикатуре, к гиперболе – яркому и воинственному утверждению нового права, нового уклада, даже новой общественной формации.

Мы уже говорили о том, что в Древнем Риме было изобретено шествие с огромными куклами, целью которых кроме задачи потрясения, удивления оставалось и некое эксцентрическое воздействие на народ. «При религиозном языческом торжестве, – пишет Маньян, – предшествовавшем в Риме играм цирка, а иногда и при триумфах впереди шествия, или за ним носили всегда некоторые уродливые механические изображения, потешавшие толпу или наводившие на нее страх. Так, между прочими смешными и страшными марионетками являлись тут lamiae – фантастические африканские чудовища, которых Луцилий называет oxyodontes, то есть острозубыми, вроде страшилищ, употреблявшихся в народных праздниках и в средние века. Далее шел mandocus, пожирало, чудовище с человеческою головою, которым стращали детей, колоссальный гип Лионского machecronte и парижского croque mitaine. Плавт, Варрон и Фаст, превосходно объясненные ученым Скалигером и Рабле, описывают его «с огромными, широкими, страшными челюстями, снабженными сверху и снизу крепкими зубами, которые они посредством скрытой в чучеле веревочки заставляли ужасно щелкать друг о друга».

Из поколения в поколение, век за веком игра с куклой входит не только в обиходно-ритуальную, но и в эстетическую сферу жизни человека. Человек не только познает природу кукольного действа, способы его воздействия на людей, но и сознательно использует или отвергает эти свойства.

Сменятся века, пройдут тысячелетия, и много раз человек будет то восхищаться оживающей материей мертвого предмета, обретающего свою собственную жизнь, наполненную только ему присущим ритмом, характером и содержанием, то с негодованием отвергать это изначальное свойство кукольной игры и резко, непримиримо назовет даже эстетической спекуляцией. Каждый из упоминаемых нами типов театра отнесется к этому свойству «кукольного» искусства по-разному.

Театр фарсовый, начиная с тех форм, которые известны нам со времен античной Греции, не проявит к этой способности театра кукол никакого особого интереса. Кукольникам незачем будет доказывать своим зрителям, что их маленькие герои обладают особой, дедалической жизнью, что они живые, что они родственны какой-то особой, сверхъестественной силе. Кукольники не сочтут для себя зазорным выйти к публике, чтобы продемонстрировать собственное мастерство – чудо рук и изобретательности.

Настанут времена, когда искусство играющих кукол постарается забыть свое культовое, «магическое» происхождение. Кукольники проявят необычайный интерес к мастерам смежных профессий – художникам и особенно артистам, драматургам. Именно драматический театр с его талантом создания человеческого типа, маски особенно привлечет кукольников. Этот театр станет школой и в то же время кладовой драматургии – наступят времена, когда кукольники будут играть исключительно драматургию человеческого театра.

Театр кукол, оказавшись исторически зажатым между религиозным культом и эстетикой народного балагана, царством гистрионов, скоморохов, веселых людей, выберет для себя последнее, потому что именно в содружестве с этими веселыми людьми он осознает себя эстетически, поверит в себя, убедится в своей способности стать подлинным искусством.

Далее ► Драматургия кукольного театра

Главная ► Мода и история театра