Царевна Софья была наслышана о театре от Симеона Полоцкого – воспитателя старших царевичей. Этот ученый монах обучался в Киево-Могилянской духовной коллегии, где процветал свой школьный театр, а потом ездил за границу и видел театр тамошний. С приездом этого воспитателя при Московском дворе появляются первые «декламации» – пробные публичные выступления молодых людей, являющихся учениками Полоцкого, которые произносили перед государем приветствия, хвалебные речи, а также отдельные его поэтические опыты, но не просто церемониально, а с элементами некоторой сценичности, требуемой тогдашними «поэтиками». Вокруг Полоцкого возникла своеобразная «пиитическая» атмосфера: старшие царевичи Алексей и Федор, Софья и даже царь Алексей Михайлович пробовали слагать вирши.
Эсфирь и Артаксеркс. Гравюра из Библии Николаса Иоанниса Пискатора, 1650 год.
Сам Полоцкий своим современникам казался необычайно искусным в стихосложении. Однажды он преподнес государю с семьей стихотворение, строки которого располагались в форме сердца, – «От избытка сердца уста глаголют». Этот человек занимал долгое время особое положение при дворе Алексея Михайловича, который питал к нему такую привязанность и уважение, что даже одного из царевичей назвал его именем. Ко дню рождения этого царевича, Симеона Алексеевича, Полоцкий написал стихотворение в форме звезды, олицетворявшей счастливую путеводную звезду новорожденного. Воспитатель читал царевичам все свои новые произведения, рассказывал он и о пьесе, которую собирался написать. Поэтому все происходящее сейчас в палате Софья могла воспринимать как ожившую мечту.
На сцене многое напоминало придворную жизнь (в ее хитросплетениях Софья начинала уже хорошо разбираться), но многое было похоже на сказку. Среди почти настоящих деревьев с зелеными шелковыми листочками, дрожавшими от человеческого голоса, появлялась женщина в белом платье, покрытая белым флером с золотой полоской. Это была главная героиня, Эсфирь, – ее именем и называлась пьеса. Сказочность всего происходящего усиливалась музыкой органа, скрипок и гобоя – инструментов, бывших для Московии чудесной редкостью.
Царевна Софья
Портрет неизвестного художника
Совершенной новостью для собравшихся зрителей была и любовная тема в комедии: Артаксеркс в начале пьесы, пылавший любовью к красавице Астинь, которую уже «семь дней ю не видах», приказывал: «Вы, спальники мои, царицу приведите, аз ее желаю, ее, взирая, лобзати». Изгнавши же непослушную и гордую Астинь, он печалился: «Аз ныне в едине на вдовем одре лежу, чрез всю долгую нощь, не обретаю же покоя, услаждения, ниже любви». Впервые о любви говорилось открыто и не как о чем-то греховном, не как о дьявольском наваждении, а как о весьма важном и, главное, допустимом и законном. Роль кроткой грациозной Эсфири играл «московский природный иноземец» Иван Бернер; все остальные женские роли исполнялись тоже мужчинами, но условность эта нисколько не мешала иллюзии.
Спектакль продолжался довольно долго – комедия состояла из семи «действ», не считая «предисловия». Кроме этого между отдельными «действами» и после определенной «сени», то есть «явления», в комедию были включены интермедии. Каждая из интермедий развивала в основном один из главных мотивов только что сыгранного эпизода, но в фарсовом ключе, и поэтому в них участвовали «шутовские персоны». Главными действующими лицами тут являлись «Мопс – он же спекулатор (палач) и шут» и «Геленка – жена ево». После одного из первых действий, в котором царь отвергал Астинь, Мопс и Геленка разыгрывали сценку о неповиновении жены мужу, а когда возникала в комедии лирическая тема любви Артаксеркса к Эсфири, ими представлялась интермедия под названием «Мопс и Геленка – влюбленные». В интермедиях принимали участие еще несколько персонажей: Тразо, Солдат и Мышелов. Они изображали шутовские воинственные сцены с поединками, взятием друг друга в плен, побоями, заканчивавшиеся, как правило, комической смертью нескольких, а то и всех «героев». Причем орудия наказания и смерти – топоры, мечи, плети – в руках шутов были заменены звериными хвостами, палками с погремушками и прочими смехотворными атрибутами. Одна из подобных интермедий показывалась после эпизода казни Амана. Называлась она «Мопс душит Мышелова», и в ней шутовски обыгрывалась сцена повешения, после чего «висельник» оживал и убегал. Эти отступления от библейской истории вносили оживление, очень нужное при столь долгом и чинном зрелище, и вызывали явное удовольствие зрителей.
После комедии об Эсфири «в органы играли и на фиолях, и в страменты, и танцовали» – государю представили балет об Орфее. Но Орфей, прежде чем «начал плясать между двумя движущимися пирамидами», тоже пропел довольно пространные хвалебные стихи царю, начинавшиеся восклицанием: «Наконец-то настал тот долгожданный день. Когда и нам можно послужить тебе. Великий царь, и потешить тебя!»
Симеон Полоцкий, воспитатель
царевны Софьи и других царевен
Балет составили из десяти пар танцоров, которым «зделано платье киндячное пяти цветов, десять саянов, десять вамсов с руковами», десять немецких кафтанов, «десять аплечьев, да десять галстухов, да на головы десять капоров». Пятерых танцоров одели в красные «саяны с кружевом мишурным», в красные гарусные чулки; пять других – в такое же зеленое платье и зеленые чулки. Для десяти танцоров «десять шляп куплено черных немецких, да десять пар рукавиц персчатых аленьих» (вероятно, они изображали кавалеров), и все они были наряжены в белые немецкие сафьяновые башмаки. «Хореографом» стал швед «инженер Миколай Лим» – специалист по фортификационным сооружениям, который, как и все иноземные офицеры, обучался в военной школе обязательно и танцам. Первым среди танцоров оказался «житель Мещанской слободы Тимошка Блисов».
«Царю до того понравилась игра, что он смотрел ее в продолжение целых десяти часов, не вставая с места». Представление закончилось. Государь поднялся, и актеры застыли в глубоком почтительном поклоне до тех пор, пока все зрители не покинули помещение.
Далее ► Царская семья
Главная ► Мода и история театра