В самом конце января театр открыл свои двери для московских зрителей. Это большое здание было очень просторным и вместительным: с партером, двумя ярусами лож и галереей над ними. «Изрядная и новая архитектура построенного театра» принадлежала архитектору, инженеру и живописцу из Болоньи Анжиолю Карбону. Одним из первых спектаклей давали оперу на сюжет комедии Карло Гольдони «Обращенный мир», которая в программе называлась «драмма увеселительная с музыкой»: в то время комическая опера содержала довольно много текста, перемежавшегося ариями, речитативами и хорами. Представление украшал балет – труппа Локателли славилась своими «танцорками».
Художник Ватто Антуан.
Арлекин и Коломбина, 1716-1718 годы.
Содержание «Обращенного мира» можно определить двумя словами – «школа любви». В спектакле участвовали три пары: Тулия и Ринальдо, Цинтия и Гиацинт, Аурора и Грациоз. Каждая из молодых женщин имела свой взгляд на то, «какой лучший способ, чтоб содержать мужчин в их власти». Цинтия (Роза Коста) считала, что с ними нужно обращаться как можно жестче: «пусть всяк рассуждает по своей воле, я же желаю с оными немилостиво поступать, хочу видеть оных, чтоб плакали, воздыхали, стенали, бесились; и хочу по долговременной свирепой и горькой службе от оных, получить себе некоторое увеселение!» Аурора (Антония де Гепаро) возражала подруге: «Свирепрсть в ничто обращает любовь; полезнее, надеюсь, будет ласкать оных, а потом, распалив, насмехаться».
Тулия (ее сыграла одна из примадонн труппы – актриса Мантованини) держалась золотой середины: «ни чрезмерно жестокими, ни чрезмерно жалкими нам быть не прилично для того, что презрение возбуждает излишнюю жалость. От свирепости отвращаются, а не любят. Разум управлять должен женской любовью: иногда ласковое, иногда свирепое нам сердце показывать надобно; и так мужеск пол нам будет подвластен». В течение спектакля каждая испытывала свою «методу», в результате чего женщины чуть было не лишались своих возлюбленных. Мужские партии исполняли: Ринальдо – кастрат Иосиф Манфредини, Гиацинта – Антоний Аманти, Грациоза – Анжиоль Фераци. Под конец все приходили к мнению: в любви главное – отсутствие принуждения и нужно остерегаться «свирепства, непостоянства и ревности». Чтобы зрители могли разобраться во всех тонкостях сюжета, им, по сложившейся уже традиции, раздавалась программа, содержавшая подробный перевод всех «речей», арий и хоров.
Декорации менялись по нескольку раз в каждом действии. В первом – «дворец увеселительный», затем «палата»; во втором – «палата увеселительная на берегу морском с способным пристанищем для малых суден» и «палата»; в третьем – «здания» и затем «место великолепное и приятное, учрежденное для забавы». Художником являлся Анжиоль Карбон, вероятно, хорошо знавший, что для его современников означало «место великолепное и приятное».
Мелодичная музыка, превосходное пение, первоклассная игра, яркие костюмы и, наконец, «танцы, сочиненные Гаспаром Сантини», заворожили присутствующих. (А танцовщица, «лукавая» Либеро Сакко, стала просто обожаемой москвичами и даже «воспеваемой» в стихах.) Но что являлось совсем новым для публики – это особая «вольность» итальянцев на сцене. Она будоражила, задевала, раздражала, эпатировала, но в любом случае привлекала внимание и волновала воображение присутствующих в зале.
Актер Федор Волков в театральном костюме
В первые месяцы театр не только переполнялся зрителями, но (по какой-то ужасной закономерности) на масленицу подвергся приступу тех, кто не мог попасть на спектакль. И в начале марта 1759 года Полицмейстерская канцелярия опять разбирала дело о «боярских людях разных домов», «взятых при оперном доме во учиненной непристойности», и пыталась «в чинимых ими озорничествах изыскать истины». Виновники содержались «в тюрьме без выпуску многое время», а потом отданы были «в домы помещиков их, чтоб они наказали их для страху» другим при всем народе.
Между тем (имея возможность три раза в неделю бывать у Локателли) московская публика не единожды пересмотрела все постановки и начинала относиться к ним все более прохладно. Чтобы оживить ее интерес и обрести более твердую почву под ногами, антрепренер отдал свой театр под покровительство Университета и предоставил сцену (в дни, свободные от опер) для «Российского театра». Его пытались создать из университетских студентов, ставивших пока только любительские комедии.
Яков Шумский (1732-1812)
Яков Данилович Шумский – русский актёр, оперный певец (баритон), комик, режиссёр театра, один из первых русских профессиональных артистов на русской сцене. Соратник Фёдора Волкова по созданию первого русского театра в Ярославле в конце 1740-х годов.
По Москве ходили упорные слухи, что «для учреждения» «Российского театра» из Петербурга по повелению императрицы приезжал сам «первый русского придворного театра актер» Федор Григорьевич Волков и Яков Данилович Шумский – лучший трагик и лучший комик тех времен.
Но закулисные подробности от зрителей, как правило, скрыты, они обычно видят уже готовый спектакль. Первое представление московского «Российского театра» состоялось 25 мая 1759 года. Шла комедия Ле Грана «Новоприезжие» в переводе Александра Волкова, написавшего впоследствии несколько пьес. Труппа, обратившаяся наконец к современной драматургии, естественно, привлекла зрителя, в массе своей еще незнакомого с профессиональным русским театром, существовавшим пока только в Петербурге.
Локателли заключил с Университетом договор, по которому обязался обучать предназначенных для сцены воспитанников. Их отобрали восемнадцать человек (в основном из разночинцев), и они поступили «на иждивение» к итальянцу. Десять предназначались к занятиям вокальной и инструментальной музыкой, шестеро – танцами, а двое – театральным художеством. А те, кто были уже определены в актеры (таковых набралось не очень-то много), играли одну пьесу – «Новоприезжие». Только через год они пополнили репертуар трагедиями Сумарокова «Синав и Трувор», «Гамлет» и несколькими маленькими комедиями. Так что Локателли, чтобы поднять сборы, пришлось изобретать какой-то другой способ. И осенью москвичи с интересом прочли следующее: «По высочайшему Ея Императорского величества соизволению в будущее воскресенье, то есть сего октября 31 дня, в здешнем Оперном театре под дирекциею господина Локателли будет первый публичный маскарад, а для лучшего всем знания, за несколько дней до того, будут разношены и раздаваны особливые и обстоятельные об оном объявления».
Существование Оперного дома внесло значительное оживление в культурную и общественную жизнь города. Многие члены его труппы очень быстро нашли себе кроме сценического еще одно поле деятельности: они поступили в богатые дома учителями танцев, музыки, пения и рисования.
Как раз в это время распространяются в обществе «Российские песни». «Нежная любовь, подкрепляемая в порядочных стихах сочиненными песенками, тогда получила первое только над молодыми людьми свое господствие. Но они были в превеликую еще диковинку, и буде где какая появится, то молодыми боярышнями и девушками с языка была неспускаема». Ими теперь старались украсить домашние вечеринки и концерты. Газета спешила обрадовать читателей: «В Московской книжной лавке Санкт-Петербургской Императорской Академии Наук продается печатанное при оной Академии собрание некоторых песен и с нотными тонами под именем «Дело между безделием», ценою экземпляр без переплета три рубля, о чем чрез сие охотникам объявляется». Автором текстов многих из этих песен являлся знакомый нам уже драматург и поэт Сумароков, слагавший «вирши, вселявшие в сердце томление и сладость любовную». До того как стать директором русского театра в Петербурге, он был генерал-адъютантом при графе Алексее Григорьевиче Разумовском. А при его младшем брате, Кирилле Григорьевиче, находился адъюнкт Российской академии наук Григорий Николаевич Теплов, любивший музыкальное сочинительство. Он и стал автором музыки большинства этих «Российских песен». В дома хлынули клавесины, скрипки, гитары, мандолины и прочие инструменты, а за ними – учителя музыки и вокала, к должности которых так кстати пришлись итальянцы Оперного дома.
Между тем Локателли с трудом сводил концы с концами – даже маскарады не помогали. Он уповал на святки и масленицу, но 25 декабря 1761 года скончалась Елизавета Петровна, и объявили траур. Это окончательно подорвало материальное положение владельца Оперного дома, и в 1762 году он объявил себя банкротом.
Далее ► Дворцовый переворот
Главная ► Мода и история театра