История моды маски куклы костюма

Спектакль и зритель

Зритель, уходя со спектакля, должен смотреть на жизнь и современность глубже, чем когда он пришел в театр...
К. С. Станиславский

Современный театр вступает в невольное соревнование с развитым, разросшимся, достигшим высоты зрелости кинематографом, с молодым по возрасту, но тоже достаточно активным ныне искусством телевидения. Почему же театр нередко побеждает? Чем он особенно и преимущественно силен, чем отличен от разных смежных и конкурирующих искусств? Живым чудом непосредственного общения с нами, зрителями. Театр и мы – это двуединство поистине неразделимо. Наполненный живым дыханием людей, их волнением и влюбленностью, зрительный зал шлет на сцену живые и волнующие импульсы творчества. (Когда спектакль уже почти готов, идут его последние прогоны, актеры, как правило, просят пустить в зал какую-то часть будущих зрителей. Играть перед пустотой трудно, а иногда и просто невозможно.) «Мы» – все любящие театр, стремящиеся в театр, проживающие за три часа спектакля всю боль и всю радость судеб героев, «мы» – неотъемлемая и принципиально важная составная часть театрального процесса.

«Мы» бываем разные. Сразу же после революции Станиславскому приходилось останавливать спектакли, выходить перед занавесом и разговаривать со зрительным залом, уча его правилам поведения во время театрального представления, уча уважению и трепетности к актеру, к трудному актерскому и режиссерскому поприщу. Новый зритель, пролетарский, крестьянский, солдатский зритель, только после революции допущенный в театральные залы, готовно принимал эти замечания великого художника нашего искусства. Он узнавал, что во время спектакля нельзя шуметь, нельзя грызть семечки, нельзя переговариваться с соседом, так хрупок, так раним, тонок и вдохновенен процесс, который идет за огненной чертой рампы.

Но этот же зритель в первые послереволюционные годы, почти неграмотный, мало осведомленный в культуре, сразу же дал и огромную радость театру. Его душевная чистота, жадность на художественные впечатления, активность отклика, чуткость к той благородной проповеди, которую вели со сцены своим высоким искусством лучшие актеры и режиссеры, – все это после пресыщенной и вялой аудитории «богатых и праздных» окрыляло театральных художников, возбуждало в них желание работать, желание всего себя отдавать людям, совершившим великую революцию и строящим новую жизнь.

У творческих и последовательно осуществляющих свою идейно-художественную программу коллективов свой постоянный, а не случайно собранный состав зрительного зала. История всякого хорошего театра, в частности история МХАТа, – это еще и история зрителя Художественного театра, тех поколений русской демократической интеллигенции, которая на спектаклях Станиславского и Немировича-Данченко получала высокую школу нравственного воспитания, училась уважению к человеку, какое бы скромное место в жизни он ни занимал.

Студенты, арестованные в марте 1901 года во время знаменитой схватки с полицией у Казанского собора, едва выпущенные из тюрьмы, явились на спектакль гастролировавшего в Петербурге МХАТа. Голодные, измученные, но радостно возбужденные пришли они в любимый театр. Станиславский распорядился всем им выдать входные билеты. Шел спектакль «Доктор Штокман» Г. Ибсена. Станиславский, великолепно игравший главную роль, произносил слова Штокмана, вернувшегося из враждебного ему собрания: «Когда идешь сражаться за свободу и истину, нельзя надевать нового платья...»

«В одно мгновенье, – пишет курсистка Боголюбова, – между артистом и зрителями создался контакт, и взрывом чувств, бурным и стихийным, тотчас ответила публика вся, без исключения... Это была не овация, а подлинная ошеломляющая, даже угрожающая демонстрация».

Сельские, земские врачи, съехавшиеся на свой съезд в Петербурге зимой 1902 года, писали Станиславскому: «Тысячи врачей приезжали на эти съезды из далеких уголков сельской России. И они уехали с этого съезда, унося с собой образ вашего Астрова, благородный, опоэтизированный! И кому же из них не казалось, что в нем есть что-то от этого прекрасного Астрова».

Еще одна выдержка из коллективного письма зрителей в театр: «Вы воспитываете человека-гражданина, заставляя каждого крупного, и мелкого, и среднего общественного деятеля присмотреться к себе, к своим действиям, к своим отношениям, пробуждаете совесть в человеке».

«Я думаю о зрителях, и эти думы незаметно становятся думами об искусстве. Я думаю об искусстве и вновь возвращаюсь к зрителю. Очевидно, нельзя одно оторвать от другого. Народ и искусство не могут жить друг без друга», – пишет в книге «О профессии режиссера» Г. А. Товстоногов.

Далее ► Театр и зрительская аудитория

Главная ► Мода и история театра