Дамы, в отведенном им «уборном кабинете», вдохновленные французской пьесой, обратились мыслями к Парижу. А так как Париж для дам – это прежде всего наряды, то они с особым энтузиазмом набросились на модные журналы, являвшиеся одной из приманок для посетительниц Петровского театра. Журналы авторитетно сообщали о новых модах в Париже: «Можно утвердительно сказать, что дамы наши совсем уже не носят так называемых нарядных роб (на больших фижмах), также и не влачат за собой длинных хвостов; они не убираются в волоса, но имеют на голове шляпки и чепцы. Грудь их не открывается уже ныне. Употребительнейшее платье для бала Турецкая роба, а для театра – Английская роба, достоинство сего платья есть показывать стан столь тонким, сколько возможно. Красавицы наши не спорят уже ныне в росте с мужчинами и бросили башмачки с высокими каблучками, которые им придавали росту по крайней мере на два вершка. Чрез сие приобрели они такую твердость и солидность, какой у них прежде недоставало. Каблучки их ныне не выше и не уже мужских. Они могут теперь ходить скоро, твердо и смело, не опасаясь оставить каблучков своих в маленькой ямке на мостовой или вывихнуть ногу».
Художник Дмитрий Григорьевич Левицкий
Портрет флигель-адъютанта А.Д. Ланского, 1782 год.
Модами интересовались не одни только дамы. Случалось в это время, что даже полководцы в пристрастии к нарядам не уступали женщинам и имели гардероб, насчитывающий невероятное множество костюмов. (Например, Степан Федорович Апраксин в действующей армии возил за собой багаж на сотнях лошадей.) И журналы подробно извещали: «Досель была мода у мужчин носить платья из пестрых или с разными цветочками бархатов, так что многие таковые кафтаны походили на довольно изрядные обои. Ныне же совсем не носят здесь сих материй, больше дорогих, нежели красивых. И те особы, кои имеют еще у себя бархатные платья, обивают ими теперь кресла и стулья. Из кафтана, камзола и исподнего платья, ежели они довольно просторны, выходит шесть стульев или пять кресел». Последний совет можно считать совершенно неоценимым для провинциальных помещиков: им, «зажившимся в деревне, казались ужасными всякие новые расходы, не столько по скупости, сколько по привычке». Что же касается московских щеголей и щеголих, то мода служила постоянным стимулом их бурной деятельности, толкавшим к обзаведению предметами нового туалета. Подобные хлопоты целиком поглощали обширный досуг этих людей.
Не спешите судить их слишком строго. В то время к нарядам относились очень глубокомысленно: «Привычка наряжаться предосудительна, когда оскорбляет благопристойность и целомудрие. Но она же придает новый блеск красоте, если соображается с благоразумием и вкусом». Ученый автор разъяснял, что такое «умение одеваться»: «Народы, оказавшие отличные успехи в просвещении, знавшие тайну пленять и нравиться, отличались пристрастием к нарядам. Между склонностью к наукам и желанием одеваться по моде приметна связь неразрывная. Древние греки с одинаковою ревностью украшали душу и тело».
И, вероятно, поэтому в Петровском театре рядом с рассуждениями о спектакле соседствовали разговоры о модах. Да к тому же где, как не здесь, поговорить о костюме, так много значившем на сцене и часто создававшемся по тому же журналу, особенно если пьеса ставилась переводная. Случалось, что актрисы щеголяли на подмостках в платьях с плеча самых сиятельных модниц, которые дарили или продавали их за полцены.
Забота о гардеробе была для исполнителей одной из важнейших. Директор первого профессионального театра в Петербурге Александр Петрович Сумароков не раз отменял спектакли «за неимением платья», а иногда спасало положение то, что платье «от великой княгини (будущей Екатерины II) пожаловано было».
В 1766 году императрица приказала учредить для придворного театра точный «штат», где уделялось место и костюму: «Платье иметь им (актерам) кроме карактерного, как к трагедиям, так и к комедиям, свое». Отсюда у каждого актера, а особенно актрисы взгляд на это «платье» имелся «свой», и формировался он отчасти модными журналами. А иные так увлекались своим туалетом, что заказывали его у самых лучших портных, тратя на платье все свое жалованье. Таким у Медокса был актер Украсов (взятый из труппы Воспитательного дома), часто игравший и на сцене и в жизни роль франта-петиметра.
Огромное внимание уделялось и прическе: «Ни над чем, кажется, мода не тиранствовала столько, сколько над волосами, каждый год то повышая, то понижая прическу». Парикмахер в это время значил так же много, как и портной, но, в отличие от портного, нужен был ежедневно, и каждая дама, да и кавалер, хотели иметь его при себе: без него все общественные удовольствия и развлечения становились недосягаемы. И тут приходили на помощь «Московские ведомости»: «В тринадцатой части Первого квартала под № 1 продается перукмахер девятнадцати лет, который искусно разумеет причесывать женские и мужские волосы. О цене спросить в оном доме». Для особ болезненных предлагался другой вариант: «Продается человек семнадцати лет; волосы чешет, бреет, кровь пускает. О цене спросить за Москвою-рекою в приходе Николы Заяицкого, в доме секретарши Гороховой, против Воспитательного дому».
Да, не зря московскую торговлю почитали «знатнейшей» во всей России. Чем здесь только не торговали, особенно зимой. Предлагались каменные и деревянные дома и флигели, «место под строение», «анбары на своз», музыканты и целые капеллы, «деушка, которая умеет мыть и чинить кружева и блонды», «жеребец, годный к заводу», «рослый садовник двадцати пяти лет, годный в рекруты, за весьма дешевую цену». И обо всем этом можно было узнать, сидя в одном из кабинетов Петровского театра и листая последние газеты с многочисленными «прибавлениями».
Театр насыщал публику различными познаниями. Кстати, самого Михаила Егоровича Медокса в Москве называли «кардиналом» за то, что он расхаживал всегда в красном плаще. Люди просвещенные могли бы в шутку сравнить его с кардиналом Ришелье, основавшим в Париже Французскую академию искусств, а Петровский театр того времени в какой-то мере сопоставить с Академией. Здесь не только развлекалось, но и воспитывалось будущее поколение россиян, находящее «свою забаву, вместо отдохновения, в чтении книг, музыке, в зрении театра и в прочих безбуйственных удовольствиях». Отрадно было и то, что не только «дети благородных людей, а даже разночинцев восхищаются более зрением театрального представления, нежели гонянием голубей, конскими рысканиями или травлею зайцев и входят в рассуждения о пьесах». Театр служил образцом для многих домашних сцен в Москве, подмосковных имениях и в других городах. Сюда «на долгих» привозили своих крепостных владельцы «собственных» театров из далекой провинции – из Нижнего Новгорода, из Казани и иных мест, чтобы будущие лицедеи могли посмотреть на настоящую школу сценического мастерства.
Далее ► Степан Степанович Апраксин
Главная ► Мода и история театра