Есть театральные премьеры, оставляющие неизгладимый след в жизни целого поколения. И есть свои, первые, незабываемые встречи с театром у каждого человека.
Представьте себе второклассницу, вернувшуюся из далекой Башкирии, из эвакуации под Уфой, где прямо перед окнами дома за два года в nycтой степи
до горизонта поднялся огромный авиационный завод, принявший в себя шесть довоенных – из Москвы, Киева, Харькова, Рыбинска.
Представьте первую встречу с Москвой. Запомнился теплый осенний день, зеленая трава на аэродроме (в Башкирии уже выпал снег), совершеннейшая пустота квартиры с двумя плоскими
матрасами на полу и крашеной белой табуреткой вместо стола... Очень скоро состоялась встреча с театром. Кудрявая, красивая, уверенная одноклассница, дочка актрисы Московскою ТЮЗа, повела подругу-провинциалку на премьеру сказки «Земля родная». Билетов у нас не было. Мы прошли «по знакомству», через служебный
вход, поднялись в бельэтаж и смотрели спектакль стоя.
Прошло много лет, а я помню, как оживала не то после сна, не то после смерти, вставала во весь высокий рост женщина с светлыми, тяжелыми косами – Земля родная. Как врывались на сцену в панцирях, в рогатых шлсмлх рыцари-чужеземцы. Отрывисто, словно лая, кричали они ему здравицу: «Да здравствует герцог-железное сердце!» – и были все на удивление похожи в переливающихся черным блеском кольчугах, с одинаковыми белыми, неживыми лицами. Потом был конец – много солнечного света, смеющиеся люди в русских рубахах, женщина с косами до полу – Земля родная, которую не дали погубить. И было ясно, что эта сказка (написал ее, как я узнала позже, драматург А. Симуков) – про сегодняшнее, про войну, которая все шла и не кончалась.
И был другой спектакль. Кажется, он назывался «Ровесники». Там действие происходило в сибирской школе-интернате, куда были
эвакуированы дети из Москвы. Помню главного героя – мальчишку-старшеклассника, который решил бежать на фронт. Его брата – подростка, девушку, которая в него влюблена и которая помогает ему осуществить задуманное. Наступил вечер перед побегом героя. Все было готово. Но вот принесли письмо, из которого беглец
узнал, что на фронте погиб его отец. Прочитав страшное известие, актриса опустилась на пенек на сцене и закрыла лицо руками. Наступила пауза – мгновение, другое, третье... Подруга зашептала, что такую паузу в театре могут выдержать только очень хорошие и очень талантливые актеры. Но что-то уж слишком долго
тянулась эта тишина, слишком неподвижно сидела актриса, совсем не по-мальчишески тяжело опустив стриженую голову на руки, сгорбив худые плечи... Малолетний зритель заерзал в креслах, пошел шумок, громче, громче – и вдруг стих...
Kтo-то из билетеров внизу в партере, наверху в бельэтаже сказал, и весть
разнеслась мгновенно, что утром актриса получила извещение о гибели мужа офицера.
Это была самая длинная театральная пауза, которую мне пришлось наблюдать в театре. И самая тихая. Зал, до отказа наполненный юными зрителями – детьми военного времени, знал, что такое война и что такое получить похоронку.
Зал ждал терпеливо и молча. И актриса собралась с силами. Поднялась со своего пенька. Вытерла слезы. И – вернулась в спектакль, к своему мальчишке-герою, который так и не убежал на фронт.
...Весной 1956 года можно было видеть, как поздними вечерами, близко к полуночи, мимо подъездов МХАТа, где уже давно потушили огни, к входу в школу-студию имени Вл. И. Немировича-Данченко спешили какие-то молодые люди. Они поднимались на третий этаж и входили в маленький учебный зал с невысокой, тесной сценой. Ровно в двенадцать часов ночи начинался спектакль – «Вечно живые» Виктора Розова. Зал был всегда полон. Появлялись новые зрители, но повторялись и повторялись уже знакомые молодые лица. Когда спектакль кончался, все оставались на местах и совершалось главное – разговор об увиденном, разговор о будущем театре. Да, именно о будущем театре – «Современнике», который тогда еше не имел названия, не имел своего помещения, фондов заработной платы, штатного расписания, – делал первые шаги, заявлял о себе в ночные часы своего единственного начального спектакля.
Мы сидели тесно, несколько вечеров подряд смотрели премьерные спектакли и чувствовали свою сопричастность чему-то очень важному, новому, волнующе непохожему на привычные театральные ощущения. Рождался театр. Потом критики назовут «Современник» главным театром 60-х годов. Тогда же мы не знали этого. Мы просто смотрели спектакль о войне военном тыле, о людях в годы испытаний. Была на сцене выгородка старомосковской квартиры Бороздиных – совсем немного вещей, неважных и необязательных в обиходе этих скромных людей, московских интеллигентов. Был юноша Борис. Только в первых сценах, потому что потом его yбивaли. Очень молодой, с худой шеей в отложных воротничках Борис (Олег Ефремов) говорил, перед тем как уйти добровольцем: «Если я честный, должен...» Эти слова – честь, честность, долг– становились главными в спектакле...
Бесконечная многоцветная лента театральных премьер... Тех, что стал преданием, легендой. Тех, что увидены и пережиты лично. Остановимся. Задумаемся о том, чьими усилиями создается на сцене это созвучие судеб, красок, жизней, чувств, мыслей, от которых мы плачем, радуемся, размышляем, становимся лучше, благороднее, отважней. Кто творит это единство – автор-драматург, режиссер, актеры, художник, композитор, люди невидимых и необходимых театральных профессий? Все вместе? Ведь прежде чем возникнет спектакль, прежде чем зажгутся праздничные огни премьеры должно миновать множество дней, смениться в последовательности и постепенности множество этапов. Начнем с самого начала – когда в руки режиссера попадает новая пьеса, когда порог театра переступает автор-драматург.
Далее ► Драматургия и театр
Главная ► Мода и история театра
