На премьере во время спектакля зритель неотрывно следит за сценой (конечно, если он смотрит хороший спектакль). Об авторе, режиссере, художнике, композиторе зритель сейчас не думает. А они рядом – в зале. Они тоже смотрят спектакль, но еще слушают зрительный зал, ловят, оценивают его реакцию, волнуясь,
тревожась, хотят узнать – принята их работа, понята ли?
Заметил, отреагировал ли зал на самые дорогие, трудно давшиеся, особенно важные автору, режиссеру, актерам моменты?
Так, оставаясь невидимым в углу ложи, смотрит на премьере в зрительный зал Г. А. Товстоногов. Усталый человек после большого труда взволнованно, тревожно, хмуро всматривается в лица зрителей. Как хорошо чувствовать контакт зала и актеров, согласную работу их души и мыслей. Как страшно ощущать скуку и холод зала, этот скрип, ерзанье в креслах, дыхание не в лад, не в такт.
Актриса Мария Ермолова в роли Жанны д'Арк
Актриса Мария Ермолова в роли Сафо
Умный режиссер ждет не только аплодисментов и успеха. (Иной успех не приносит радости.) Ему важно быть понятым. Чтобы его идея, найденное им в трудных репетициях художественное решение, работы его актеров дошли до сознания и души зрителей. Чтобы зритель стал союзником, страстным и горячим судьей происходящего. Три часа премьеры – трудные и долгие три часа для авторов спектакля.
«В Центральном детском театре вокруг зала идет узкое, полукруглое фойе, – пишет А. В. Эфрос. – Когда выходила очередная премьера, мы с Розовым (Эфрос был лучшим постановщиком большинства пьес известного драматурга. – В. М.) в дичайшем волнении ходили взад и вперед по этому фойе, но не вместе, а то сходясь, то расходясь в разные концы этого полукруга. В сотый раз встречаясь, мы фыркали и бежали в какую-нибудь комнату, где была радиотрансляция со сцены, и все ждали, будет ли предполагаемая реакция на ту или иную сцену».
Может быть, когда-нибудь создадут летопись знаменитых
театральных премьер, и это будет не только рассказ о театральном искусстве разных эпох, но еще и о живом, меняющемся времени, о людях, живших до нас.
Были в истории русского театра премьеры, открывавшие чью-то великую художественную судьбу.
Зрители, вступавшие в освещенный подъезд Малого театра вечером 30 января 1870 года, не подозревали, что сегодня, на спектакле лессинговской «Эмилии Галотти» в бенефис заслуженной актрисы императорских театров Надежды Михайловны Медведевой им предстоит встреча с новой звездой русского театра, его будущей трагической музой – юной Ермоловой. Бенефис комедийной актрисы, и в нем принимает участие какая-то безвестная воспитанница театральной школы, которую за неуклюжесть признал безнадежной сам маститый Самарин. Дочка суфлера в роли Эмилии, в роли заболевшей Федотовой, самой Федотовой! Ничто не предвещало чуда. А между тем чудо совершилось. Лишь только тоненькая, трепещущая, оскорбленная преследованием принца выбежала Эмилия–Ермолова на сцену, лишь только раздался глубокий, грудной голос юной актрисы, сверху, из райка, где сидел обычно молодой, демократический, бедный зритель, московское студенчество, обрушились и захватили весь зал аплодисменты.
В записках Ермоловой запечатлен этот неповторимый вечер первой премьеры: «Карета в Малый!» – отрывистым басом прокричал швейцар. Сердце во мне так и упало, дрожа и спотыкаясь, я побежала одеваться... Прежде этого я часто воображала себя, как я в первый раз выйду без робости на сцену и как с триумфом кончу свою роль.
Когда же это сделалось действительностью, вся уверенность меня оставила. «Боже! – думала я, – я не перенесу, если меня не вызовут ни разу! Если я провалюсь!» Перед выходом я молилась, робела, плакала... Нет! Никогда в жизни не забуду этой страшной и вместе радостной, блаженной минуты... Я слышу: Самарин
кончает последние слова... вот он уже уходит... еще несколько слов... и я на сцене... аплодисменты на минуту остановили меня, я не видела публики... я видела мельком какое-то пестрое пятно... я почувствовала вдруг, что я не робкая девочка, а актриса... Первая сцена прошла, я ухожу и слышу громкие аплодисменты
и вызовы... дрожа, но уже не от робости, а от счастья, я вышла раскланяться с публикой... мне единодушно хлопали; убежавши за кулисы, я зарыдала.
Меня поздравляли, целовали. О, как я была счастлива в эту минуту!.. Конец моей роли прошел так же, как начало...
Молитва моя была услышана, заветная мечта исполнилась... Я актриса!..»
Далее ► Премьера спектакля «Чайка»
Главная ► Мода и история театра
