Как мы видели, кукольники немало узнали о своем искусстве, сопоставив его с творчеством живого человека– актера. К середине шестидесятых годов режиссерам окажется необычайно интересно поместить куклу на сцене не просто рядом с актером, а в центре между двумя столь волнующими кукольников театральными условностями – драматическим актером и актером, облаченным в маску. Режиссеры словно бы захотят сравнить маленькую кукольную физиономию и с лицом живого человека, неизмеримо более способного, нежели кукла, к чудесным преображениям мимики, всемогуще выразительных человеческих глаз, и поставить ее рядом с маской – навсегда застывшим сценическим изображением характера.
От куклы словно бы потребуют доказательств ее сопричастности к этим актерским полюсам, аргументов в действии– какие именно закономерности их выразительности сопрягаются с ее собственной выразительностью. Режиссеры не смогут не заметить, что застывшее выражение маленького кукольного личика окажется сродни маске.
В шестидесятые годы возникла особая вера в то, что кукла – это в какой-то мере гибрид, который
не является ни маской, ни человеком. Хотелось понять, способна ли она и должна
ли выражать то, что обязаны выражать маска и актер – человек.
Излюбленным становится применение в одном спектакле одновременно всех трех стихий
выразительности – куклы, человека и маски, – не только во имя сопоставления,
сравнения, уточнения того, что может каждый из них в отдельности, но и для
выявления тех особых качеств, которые рождаются именно в контакте, во взаимодействии.
Притягательная сила маски обнаруживается и тогда, когда режиссеру необходимо
изобразить сложное явление– человека, носителя маски (чтобы снять, содрать эту
маску на глазах зрителя), и тогда, когда появляется необходимость в изображении
догматического человека, да и во многих других случаях.
На несколько лет, тревожных, наполненных поисками счастливых лет, маска
становится постоянным спутником театра кукол.
Был исчерпан один, другой, третий способы ее сопоставления с куклой, а она
продолжала оставаться на сцене, словно бы настаивая на своей пригодности и
неисчерпанности. А может быть, так было всегда? Просто мы не замечали ее немого и постоянного соседства?
Мы не смогли бы, наверное, сегодня со всей точностью определить место и дату рождения первой маски на земле, как не сумели бы, очевидно, со всей полнотой объяснить характер ее происхождения, ее социальную, эстетическую, морально-нравственную и психологическую родословную. Единственное, что можно утверждать почти с абсолютной точностью,– что маска никогда, ни в древние, ни в средние века, ни в новое, новейшее время, не была подругой, спутницей или соратницей театра кукол.
«Маска (от позднелатинского mascus, maska – личина) – читаем в «Театральной энциклопедии, – специальная накладка с каким-либо изображением (лицо, звериная морда, голова мифологического существа и пр.), надеваемая чаще всего на лицо. Маски изготовляются из бумаги, папье-маше и других материалов. Применение маски началось в глубокой древности в обрядах (связано с трудовыми процессами, культом животного, погребения и др.). Позднее маски вошли в употребление в театре как элемент актерского грима. В сочетании с театральным костюмом маска помогает созданию сценического образа».
Мы знаем, какую важную роль выполняет маска в ритуалах (особенно культовых) у
многих народов. В словаре Брокгауза и Ефрона читаем:
«Маски или по-старинному «личины», «хари» – пользовались и пользуются весьма
широким распространением у самых различных народов, начиная с первобытных и
кончая наиболее культурными. Изображают маски, обыкновенно, либо человеческое
лицо, либо голову какого-либо действительного животного (зверя, птицы, гада),
или фантастического существа; в двух первых случаях замечается стремление либо к
возможно большему воспроизведению сходства, либо к созданию чего-то страшного
или комического. У большинства народов, особенно менее культурных, маски имеют
значение не забавы или развлечения, а более серьезное; они часто связаны с
различными религиозными представлениями. Основной смысл маски – в том, что она
скрывает лицо, защищает его, отвлекает от него внимание и, вместе с тем,
представляет другое лицо, способное внушать страх, напоминать об иных существах
и т. п. На понятии о «маске» лежит нередко представление о чем-то
сверхъестественном, разрушающем, съедающем». Маска часто должна была пугать
неприятеля. Маски у некоторых народов надевают на мертвых.
Мы знаем, как необходима была маска актерам античной Греции. В античном театре маска должна была выражать законченную обобщенность образа. Она подчеркивала для зрителей характер сценического персонажа и одновременно служила усилителем голоса актера. Соединенная с париком, маска надевалась через голову, подобно шлему. Отверстия для глаз и рта были эффектно декорированы. Маска снабжалась изнутри металлическими резонаторами. Техническое устройство, маска имела в этом театре огромное эстетическое значение.
В римском театре маски появились в конце I века до нашей эры. Но и там, так же как в
Древней Греции, они ни в какой мере не сопрягались с развитием театра кукол.
В средневековой Европе маски использовались в представлениях гистрионов –
бродячих артистов. В конце XII–XIII веков, когда литургическая драма стала
исполняться на паперти храмов, маска стала обязательной принадлежностью буффонных интермедий, исполнявшихся городскими гистрионами. Это
было продиктовано тем, что содержанием интермедий были diableries – сцены
дьяволят. Впоследствии гистрионов прогнали и с паперти: маски не спасали от
дьявольского духа их представлений. Кукольники были очень близки гистрионам и по
характеру своих представлений и цехов (они частенько объединялись в одни и те же
профессионально-актерские цеха). Но вместе с кукольниками актеры в масках не
работали никогда: очень уж разными были их эстетические задачи.
Далее ► Разнообразие масок
Главная ► Мода и история театра
