Выбор художника – творчески близкого к режиссеру, эстетике данного театра, особенностям пьесы – факт зачастую решающий.
Когда А. Д. Попов ставил на сцене Театра Революции погодинскую «Поэму о топоре», он вполне сознательно пригласил художником спектакля И. Шлепянова, остро чувствовавшего индустриальную современность 30 -х годов, умевшего дать ощущение конструкции, напряженности материала.
И. Шлепянов оформлял и другой, самый знаменитый, самый лучший погодинский спектакль А. Попова – «Мой друг». Здесь не было ни потолка, ни стен. С колосников на тросах спускались гигантские фотомонтажи новостроек. Стремительная ленинская тень с поднятой рукой ложилась на индустриальный пейзаж. И активно работал свет. Мощный, мажорный, он заливал почти пустую сцену и огромные стенды – свидетельства прекрасного и вдохновенного труда.
Спектакль о декабристах Л. Хейфеца «Тайное общество» оформлял постоянно работавший с режиссером художник И. Сумбаташвили. Пьеса Г. Шпаликова и И. Маневича говорила о красоте и величии души декабристов, прошедших через страдания, обман, испытания ложью и предательством и очистившихся в страдании, готовых к тому, чтобы вслед за единственным днем на Сенатской площади осуществить тридцатилетний подвиг жизни в Сибири.
На огромной сцене Центрального театра Советской Армии Сумбаташвили воздвиг величественный зал, сужавшийся в глубину, оканчивающийся эшафотом, который строили весь спектакль и завершали к финалу, так что стук топоров по дереву был постоянным аккомпанементом, трагедийным звуковым фоном, на который ложился и пасторальный романс, и фанфарное торжество столь страшно вступавшего на трон Николая-вешателя.
Масштабом, малахитовой зеленью колонн, холодной торжественностью пропорций и объемов, редкими вторжениями старинной мебели (красное дерево, синий шелк обивки) зал напоминал парадные покои Зимнего дворца. Здесь холодным декабрьским утром, на следующий день после восстания, пугливо просыпался ничтожнейший полковник Николай Романов, съежившись под военной шинелью, он спешил покинуть узкое и короткое ложе и слушал с тревогой и страхом, что несет с собой первый день кровью начавшегося царствования.
Но это было еще и сценическое пространство, где совершались, перемежаясь и прерывая друг друга, эпизоды в Зимнем дворце, на петербургских квартирах заговорщиков, в крепости, в идиллической обстановке летней усадьбы и т. п. Пространство, вобравшее в себя классические линии архитектуры прошлого века, приметы дворянских и царских интерьеров. Здесь было обобщенное выражение среды – ее эстетики, ее изысканности, блеска. Здесь открывался век, воспитавший и толкнувший на прекрасное и безумное деяние героев 14 декабря.
А по стенам, не оставляя ни миллиметра не заполненным, шла роспись – мощное и напряженное сплетение тел, рук, мускулов, голов, отверстых ртов. Выполненная в золотисто-шафрановой гамме, тусклым мерцанием пронизанная, эта роспись повторяла известный мотив ренессансной живописи: через страдание – к свету, к свободе. Она как будто бы выводила спектакль на просторы истории, вписывала подвиг горстки декабристов в летопись прекрасных деяний человечества.
Далее ► Гротескные декорации оформителя Крымова и игра актера Хлынова
Главная ► Мода и история театра
