Настоящий режиссер всячески поощряет фантазию актера на репетиции, побуждает его ко все новым и новым находкам в образе. В гоголевском «Ревизоре» в 1921 году на сцене МХАТа Хлестакова играл Михаил Чехов. Он играл знаменитую роль классического репертуара так, что потом о его исполнении были написаны десятки интереснеиших статей. Критик П. А. Марков назвал свою статью о М. Чехове «Торжество победителя».
Над ролью с Чеховым работал Станиславский. Все, кто видел эти незабываемые репетиции, потом говорили и писали о колоссальном взаимном увлечении режиссера и актера. Каждый час репетиций становился разведкой тайн гоголевского творчества. Вот где пригодилась несравненная способность М. Чехова к трансформации. (В студийные годы он являлся перед своими учениками в облике самых разных людей – Рембрандта, Гете, Христа, без грима, без костюма, преображаясь мимически, пластически и т.п. Ученикам же предстояло угадывать, кем М. Чехов был на этот раз.)
Актер Михаил Чехов в роли Хлестакова,
спектакль МХАТа «Ревизор»
И в Хлестакове у Михаила Чехова была молниеносность и легкость мгновенных переходов из одного состояния в другое. Когда Хлестаков врал о своих петербургских подвигах и величии, он мгновенно увлекался собственным вымыслом, видел себя столоначальником, сановником, главнокомандующим, несся вскачь из судьбы в судьбу, фантасмагорически меняясь на глазах у потрясенных обитателей дома городничего. Станиславский отчаянно хохотал на репетициях и всячески поощрял эту легкость переключений, прекрасное творческое озорство выдающегося актера.
Клянясь в любви к городничихе, Чехов грыз ножку стула; объяснялся с Анной Андреевной, но когда неожиданно появлялась Марья Антоновна, искренне и самозабвенно любил ту, которая в настоящий момент была перед ним. Когда говорил об арбузе, присланном из Парижа, рисовал в воздухе огромный квадрат – именно квадрат. Беседовал с судьей и вдруг замолкал на полуслове, взявшись рукой за орден святого Владимира на груди у судьи. И долго-долго поворачивал орден в руках, рассматривая и так и сяк с любознательностью первобытного дикаря или младенца.
Станиславский принимал и поощрял все эти чеховские трюки, более того – придумывал ряд самых невероятных, фантастических мизансцен и действий Хлестакова. Михаил Чехов был верен Станиславскому – закону внутреннего оправдания всему совершаемому на сцене.
В потрясающе верном физическом самочувствии играл актер начальный эпизод в гостинице, когда его Хлестаковым безраздельно владело чувство голода, голода мучительного, от которого никуда не скрыться, не убежать. Михаил Чехов именно так и хотел – убежать от себя, забыть о еде, отвлечься с помощью чего угодно. И вот на одной из репетиций родилось неожиданное действие Хлестакова. Устав слоняться по тесному номеру, чеховский незадачливый герой свешивался в окно и начинал плевать в прохожих, постепенно входя в азарт, стараясь во что бы то ни стало доплюнуть.
Ни на мгновение не ограничивая буйной фантазии актера, Станиславский тем не менее вел его от сущности пьесы, от сущности роли Хлестакова – даже не человека, а «человечишки», «елистратишки» – совершеннейшего ничтожества, которому один-единственный раз выпал счастливый случай.
Актер огромных внутренних противоречий, трагических раздумий, метаний, оригинальный и глубокий мыслитель, Чехов со сцены представал удивительно непосредственным. Он трудно и мучительно работал над гоголевским текстом, а на спектакле казалось, что реплики Хлестакова рождались как будто на глазах, Чехов вьшаливал их, выстреливал ими с невообразимой легкостью и быстротой. Актер и режиссер вместе многократно прошли, опробовали роль от начала и до конца, а зритель видел чудо легкости, непринужденной и неограниченной фантазии.
Далее ► Метод физических действий актера в театре
Главная ► Мода и история театра
