История моды маски куклы костюма

Трехдневное театральное действо

Познакомимся с главными героями комедии. С одной стороны: Атигрин – царь трапезонский, его дочь – царевна Тигрина; искатели ее руки – шах татарский Агролим и черкесский царевич Алколес. С другой стороны – цесарь греческий Целюдор с сыновьями Палиендром и Полиартесом. Из-за того, что «был разорван пароль» (данное слово) между Полиартесом и Тигриной, полюбившими друг друга и желавшими пожениться, Греция и Трапезой вступили в войну. (Тигрину выдали за Алколеса, Полиартес женился на Диалде.) В судьбах героев участвовало множество богов: Аполлон, Венера, Марс, Юпитер, Меркурий, Бахус и другие. В действие вмешивались: Купидо, диаволы, волхвы и Сны. Появлялись и персонажи, знакомые нам по «школьным» спектаклям: Совесть, Жалость, Верность, Предуведение, Слава, Фортуна ...

Главных героев постоянно окружали дамы, кавалеры, сенаторы, воины, послы, разбойники и прочие. Натура «трудилась над учинением», то есть рождением, будущих героев: у Тигрины – дочери Неонилды, у Полиартеса – сына Калеандра. Да уж, действительно, сюжет «скомпанованной» комедии, вырвавшись из жестких рамок «школьной» драмы, разорвал все путы, сдерживавшие воображение автора. Сочинительская фантазия, словно ошалев от свободы, металась по всему миру.

В какие только положения не попадали персонажи и в какие только страны их не забрасывало! Каких только тем и вопросов не обсуждали они на глазах у обомлевших зрителей! Многие из этих тем были, конечно же, близкими и даже животрепещущими для московских жителей. Например, в пятом явлении с необычайными подробностями и знанием дела обсуждался вопрос о престолонаследии. После звонка колокольчика, которым начиналась и заканчивалась каждая картина, и при этом либо открывался, либо закрывался занавес, перед публикой представал Целюдор, цесарь греческий, «сидящу с сыны своими Палиендром и Полиартесом». Трон Целюдора окружали: Слава (трубившая в трубу и слетавшая с небес, то есть из-под потолка, с помощью простого блока и веревки). Фортуна (вертевшая в руках колесо), Гениуш (державший голубя в руке) и Совесть (также спустившаяся сверху и имевшая в руках «возженное сердце с колокольцем»). Спросив у всех этих «высших» существ совета, кому оставить престол, Целюдор обращался к сыновьям. Полиартес не желал до отцовской смерти говорить о том, кто будет царствовать на троне его, полагаясь на здравый смысл, волю богов и отцовское долголетие; Палиендр же настаивал, чтобы отец при жизни назначил одного из них наследником, «дабы опосле не было б в нас ссоры, и в дву нас братьях каковы б раздоры». Целюдор возлагал корону на Палиендра, но тут начинала протестовать Совесть. Цесарь замахивался на нее скипетром: «Иль от меня смерти злой себе не чаешь, велю тебя скоро убити до смерти, потщуся и главу твою во скорости стерти». Совесть же, звеня колокольчиками , отвечала: «Не боюся смерти твоей аз ни мало. Я советую тебе, эй лутче раздумать».

Несмотря на присутствие подобных «высоких» материй и «высоких» действующих лиц, в комедии чувствовалась неотделимость ее от среды, в которой она была «скомпанована», и колорит московских улиц, дворов и рыночных площадей явно просвечивал в поведении и речах «кралевен». Например, царевна Тигрина так характеризовала одного из претендентов на ее руку: «Что се за чучела и дурная рожа? Вот какая харя! экая пригожа!» – и «плевала» в его сторону. Не случайно те немногие «благородные» господа, и особенно иностранцы, заглядывавшие на таковые представления, говорили, что эти «актеры никогда не видели настоящей комедии».

К концу спектакля большинство действующих лиц «выходили из игры»: умирали греческий и трапезонский цари, погибали от всяческих напастей другие персонажи, а герои, чьим именем была названа комедия, – Калеандр и Неонилда, – успевшие уже не только родиться, но и вырасти, даже еще не повстречались. Они отправлялись «в разные государства храбровать», причем Неонилда пускалась бродить по свету в образе юноши «в кавалерском платье».

Заключал все «эпилог»; его надлежало «читать модератору» – руководителю всех актеров. И вот что он сказал на прощание зрителям: «Сие окончавши, любезные спектаторы (зрители), просим вашего разсуждения; видите бо, како за разрыв пароля Полиартеса с Тигриной о браке, какая между оных брань и кровопролитие во Грецыи учинися: истинно бо есть, что малая искра пламень возжигает великий и во все-конечное разорение приводит, чего надлежит всякому поистине остерегатися, что сами, любезные слышатели, и видите в сем сценическом действии. И что либо явилось в сем погрешительно, в том просим милостиваго исправления, – а утре просим для зрения второго действия сей комедии, ныне ж прощения требуем». При звоне колокольчика «театр» закрыли, оставив «спектаторов» в нетерпеливом ожидании завтрашнего дня: комедия, оказывается, должна была продолжаться еще в субботу и воскресенье.

На следующий день в назначенный час в чердачном окне вновь появился яркий фонарь и округу вновь прорезал трубный звук рожка, сзывавшего зрителей. Спектакль опять начинался антипрологом, только более затейливым. Выходил уже знакомый нам мальчик с колокольчиком, и «театр отверзался». В центре сцены стоял стол, на нем лежали корона, порфира и два скипетра. По обе стороны стола сидели Совесть и Предуведение. Совесть «похвалялась»: «Чиста есьмь и драга». Ей возражало Предуведение: «Но не надолго». Появлялись Красота, которая «прельщала» Совесть, и Прелесть, «ослеплявшая» ее, при этом обе они завязывали Совести глаза. В этот момент отодвигался в левой стороне сцены «малый завес» и открывал зрителям «ад» – нечто вроде шалаша со скрипучей дверью. Оттуда выходила Смерть с диаволами и со словами: «Наслаждайся семо, вот здесь место ваша, взяло бо команда тебе ныне наша!» – утаскивала Совесть за собой.

После антипролога в этот день следовал короткий «пролог» в исполнении «модератора», где соединялись вчерашнее и сегодняшнее действия и пояснялась, отчасти, суть представления: «В древние бо времена, еще во идолослужение, бяше (бывала) любовь хранима, яко в сей комедии». Пролог заканчивался фразой: «Что больше и глаголати, больше сами узрите любопытного вашего в сем действии зрения и здравого рассуждения». А далее, как и накануне, следовало целых пятнадцать «явлений» с таким же обилием новых действующих лиц: перед зрителями появлялись прекрасные «кралевны», их любви добивались благородные кавалеры, за их честь бились на поединках храбрые рыцари, а им помогали то боги, то Купидо, то Верность, то Чистота...

В этом представлении преобладала, пожалуй, любовная тема, занимавшая, впрочем, и во всей комедии одно из центральных мест. Одни персонажи терзались от неразделенного чувства, другие боролись за предмет своей страсти, третьи предпочитали смерть, нежели достаться постылому, четвертые... В общем – страдали, стенали, обмирали и так далее. Эта любовная экзальтация на сцене имела под собой вполне жизненную почву. После Петра многое постепенно изменялось в быту и нравах; менялся и взгляд на брак. В последнее время в старой Москве открывались такие любовные истории, какие раньше были совершенно немыслимы. О них ходили слухи, сплетни, страшные рассказы, а об одном происшествии, очень дерзком, совсем незадолго до состоявшейся комедии даже сообщили публично в газете: «На сих днях случилось здесь следующее зело редкое приключение: а имянно, некоторый кавалергард полюбил недавно некоторую российскую шляхетской породы девицу. Но понеже он ее иным образом получить не мог, как сим, что он ее увезти намерился, то нашел он к тому на сих днях сей случай: как помянутая девица с ее бабкою выехала, взял он ее от ее бабки из кареты силою и поехал в церковь, в которой он попу тоя церкви себя со оною девицею немедленно обвенчать велел и потом домой поехал, ради совершения сего начатого законного брака. Между тем учинилось сие при дворе известно, и тогда в дом новобрачных того ж часа некоторая особа отправлена, дабы оных застать. Сия особа прибыла туда еще в самую хорошую пору, как жених раздевался, а невеста уже на постели лежала. Он взят того ж часа с попом и со всеми, которые ему в том помогали, под караул, и ныне всяк зело желают ведать, коим образом сие куриозное и любопытное приключение окончится».

Почти так же интригующе завершался спектакль второго дня. Калеандр и Неонилда встретились и полюбили друг друга, однако благодаря многим превратностям судьбы они разлучались: сначала Калеандра преследовала герцогиня Кризанта, желая с ним «любовь сотворити», для чего она «упаивала питием» его, но вмешавшаяся Чистота помогала герою сохранить верность Неонилде; затем из-за шалостей Купидо Калеандр все-таки «сотворял амур» со Шпинальбою – сестрой турецкого «салтана», – за что его отвергала Неонилда. Заканчивалось представление также эпилогом, в котором «модератор» обобщил суть происшедшего на сцене и сказал: «а утро просим для зрения третьаго действа сей исторической камедии, ныне же прощения вашего требуем».

Итак, на третий день зрители собрались снова. Опять все началось с антипролога: Смерть «косила» Время, Мудрость, Богатство, Силу и Честь, но затем пришедшее Бессмертие прогоняло Смерть и сажало на трон Любовь, а рядом с ней вставала Верность. В конце Проблема изрекала: «Любовь смерти не боитца!» Пролог же «модератор» в этот раз начинал так, как обычно начинались сказки: «Куриозность ваша, благопочтенные спектаторы, которые сие да внимают, коль сладко слышать истории, в древние времена содеющияся, сладчайшее же того зрети сценическим изображением соделованное действие». В словах содержалась явная похвала зрителям за их трехдневное терпение, и далее «модератор», несколько забегая вперед, обещал: «ньше же узрите, како Калеандр с Неонилдою паки в союз приходят... Истинно узнаете, яко любовь все превосходит. Токмо просим вашей особы, да во зрении вашем присутствует прилежание». Опять сцену заполняли цари, султаны, сенаторы, боги, кавалеры... «Кралевны» и цесаревны переодевались в воинов, рыцари менялись платьем, все они бились по ошибке не с тем, с кем нужно, и лишь чудом избегали смерти... Но среди всей этой неразберихи и сражений герои продолжали страстно любить друг друга...

В третьем представлении имелось очень много батальных сцен. Это увлечение военной тематикой и атрибутикой тоже явилось определенным отражением современности в театре. Несмотря на то, что на троне была женщина, именно она подавала пример подобного увлечения. Вскоре после восшествия своего на престол Анна Иоанновна объявила о личном покровительстве Преображенскому полку и возложила на себя чин полковника этого и Семеновского гвардейских полков. В сентябре 1730 года, находясь в своем родовом поместье Измайлово, императрица повелела сформировать Измайловский лейб-гвардейский полк, первым полковником которого, естественно, стала она сама. (Внешность государыни вполне подходила к этому: «Сложением тела она была крепка и могла сносить многие удручения; станом была велика и взрачна; толста, смугловата: лицо рябоватое и более мужское, нежели женское; голос сильный и пронзительный». При этом «очень любила стрельбу из ружей, в чем приобрела такую сноровку, что без промаха попадала в цель и на лету убивала птиц».) Среди всех увеселений Анны Иоанновны излюбленными стали военные смотры.

В комедии собственно многолюдных батальных эпизодов представлялось не много; большинство же сцен такого рода изображалось поединками. В них, к удовольствию публики, явно проступал московский колорит – поведение кавалеров весьма напоминало замашки кулачных бойцов. Эта старинная народная забава оказалась очень живучей и до сих пор, особенно по праздникам, и, как это ни странно, прежде всего на пасху «кулашные» бились до окровавленных лиц, изодранных одежд, переломанных рук, а иногда даже и до смерти.

Последнее представление «Акта о Калеандре» оказалось очень громким, бравурным, чему способствовала музыка и «канты», исполняемые по случаю побед, бракосочетаний и в лирических сценах. И, наконец, завершилось это трехдневное действо «пением и триумфом».

Далее ► Тайная канцелярия императрицы

Главная ► Мода и история театра