Завоевывая московского зрителя, Немецкая комедия и не думала, что тем самым она подрывает свое будущее существование. Чаще других в комедиантский дом наведывались знакомые уже нам «охотники»: их становилось все больше, все чаще они собирались для представления своих спектаклей, а с появлением в Москве настоящего театра у них появилось место, где можно было получить «профессиональное образование». «Охотники» вскоре стали своими людьми не только в зрительном зале, но и за кулисами. Они изучали сцену, рассматривали веревки, блоки, люки; приглядывались к декорациям, костюмам, маскам; внимательно следили за актерами, запоминали их трюки – в общем, впитывали необходимую им театральную науку. И решили играть свои «российские комедии» ничуть не хуже.
Александр Петрович Сумароков.
Художник Федор Степанович Рокотов. 1777 год.
Порадовать зрителей «российскими комедиями» «охотники» хотели в обычное для развлечений время – святки, начинавшиеся с рождества и тянувшиеся до богоявления (с 25 декабря по 6 января). Но теперь все должно было быть как в настоящем театре. В Москве в это время уже имелось изрядное количество барских домов с большой залой, просторной палатой или обширными покоями, и довольно многие дворяне, жившие теперь в Петербурге, сдавали их внаем, так как даже очень богатые всегда нуждались в наличных деньгах. «Охотникам» не представляло труда найти помещение, подходящее для комедии. Однако любой «наем» жилища (особенно принадлежавшего знатному хозяину) нужно было обязательно «явить» в полиции, а тем более такой «наем», который предполагал большое стечение народа. Вдобавок, как в настоящем театре, «охотники» теперь и плату со зрителей собирались взимать настоящую: аренда здания стоила не дешево, к тому же костюмы, декорации и реквизит требовали немалых издержек.
Наконец самые смелые «охотники» решились официально заявить о себе. Таких оказалось не так уж мало – целых три труппы обратились с просьбой дать разрешение на «играние Российских комедий». Первым приняла Полицмейстерская канцелярия челобитье от «охотников», которых возглавляли «государственной Берг коллегии канцелярист Василий Хилковский и дворцовой счетной конторы канцелярист Иван Глушков». Они сообщали: «Наняли мы, именованные, для играния Российской камеди с товарищи двадцатью человеки сего 749 году декабря с 25 будущего 750 году генваря по 8 число, в белом городе на Дмитровке две полаты князь Андрея княж Федорова сына Вяземского у служителя его Никифора Евдокимова (за наем за двенадцать рублев), которые полаты оной служитель отдал с приказу господина своего. И дабы высочайшим Ея Императорского Величества указом повелено было: сие наше прошение в Главной полицмейстерской канцелярии принять и с того найма взять пошлины по указу, и в игрании той камеди дать позволение, також и билет, и о незапрещении в команду послать приказ».
К своей челобитной Хилковский и Глушков приложили и «реестр, каковы будут играны акты:
1 – О храбром Неаполитанской земли герцоге Фридрихе.
2 – О Кире царе Перском и о скифской царице Томире.
3 – О Леандре и Лювизе.
4 – О Ипполите и Жулии».
На следующий день (редкая оперативность) полиция обсудила вопрос и вынесла «Определение»: «Освидетельствовать акты, ежели оные не противные законам и не богомерзкой игры, в содержании той камедии позволить». Но все-таки дело представлялось таким новым и необычным, что «господа присутствующие» в своем «Определении» пометили секретарю: «а между тем, нет ли запретительного указа, справиться и, выписав, доложить немедленно». Но «запретительного» указа не оказалось, и разрешение на «играние комедии» вступило в силу.
Теперь можно было рассмотреть и вторую челобитную, поданную от дворового служителя дома Петра Гавриловича Канищева (то есть крепостного его человека) Кондратия Байкулова. Он писал, что «нанял для играния комедии во время будущих святок четыре палаты» в доме Николая Александровича Засекина, находившемся за Пречистенскими воротами. Приложил Байкулов и реестр, «какие игры будут», в котором, собственно, перечислил действующих лиц. «По Аполонскому Арту: Купида, Слава, Геркулес, Палляда, Апполон, Красота, Венера, Эскуляпий, Дафна, Юпитер, Сон, Юнона, Меркурий, Разсуждение, Реку Пеней, Случай, Премена, Аверкам, Флоридент, Гермадонт, Мельзантий, Викториа, Жалость, Увеселение, Лукавства, Совесть. По Эсфорскому Арту: Купида, Зависть, Юнона, Палляда, Диана, Венера, Дедалион, Ценкс, Плютон, Весник, Физба, Пармус, Хиона, Апполон, Меркурий, Нептун, Бахус, Галцыона, Сарфеи, Туча».
И кроме того, от «боярского человека» потребовали еще и копию контракта, заключенного с князем Засекиным: «1749 года декабря 11 дня. Отдал я, князь Николай Александров сын Засекин, в наем четыре палаты для играния комедии сержанта Петра Гаврилова сына Канищева служителю ево Кондратью Байкулову с сего декабря до генваря по 6 число. А во время игры мне, князь Николаю, ему, Кондратью, помешательства ни в чем не чинить, и какого чину люди станут приходить, и мне не спорить. А денег я взял с него четыре рубли, а по прошествии генваря 6 числа взять толикое ж число. А ежель в чем я, князь Николай, против сего контракта не устою, то взять ему, Кондратью, с меня, Николая, все, что ему та комедия станет. А мне ходить в комедию смотреть».
Видно, очень нужен был русским свой театр, что сам князь не только не гнушался ходить смотреть то, что «холопья» разыгрывали, но и специально оговорил это в контракте.
Третьей заявила о себе труппа «охотников», которой руководил «московской
Греколатинской академии студент Иван Ильин сын Голстунской». Ему повезло больше
других: он сумел нанять не палаты, а барский дом, оборудованный уже под комедию,
– ему достался домашний театр князя Якова Семеновича Барятинского, находившийся
на Солянке. Иван Голстунский также сообщил в полицию, что «действия с актов будут производиться:
1 – О Семирамиде Оссирийской.
2 – О прехрабром кралевиче Португальском Леопольде и Артемиде
Бранденбургской, кои де быть имеют не противны закону Божию».
В разрешительном «Определении», выданном Голстунскому (учитывая, вероятно, его юные лета и студенческие замашки), его «обязали подпискою», чтобы «богомерзких игр не употреблял и шуму, и драк, и протчих непристойностей бы отнюдь не было», о чем специально послали приказ в местную полицейскую команду.
И вот с 25 декабря 1749 года по 6 января москвичи могли посмотреть сразу несколько «российских комедий». Правда, ни в названии их, ни в содержании собственно российского почти не проглядьшало, хотя, конечно же, они были очень русские, все эти Ипполиты, Жулии, Леандры, Ловизы, Евдоны, Берфы, Индрики, Меленды и прочие, прочие. Если бы мы, уважаемый читатель, заглянули с тобой на спектакль, разыгранный одной из этих трупп, то многое показалось бы нам знакомым уже по представлению «Акта о Калеандре», только, естественно, и мастерства и опыта у «охотников» поприбавилось. А главное, атмосфера и обстановка возникали уже более профессиональные, и зрителю теперь успевали показать всю историю за один вечер. Однако те же заморские короли, герцоги, царевичи, рыцари и дамы заполняли сцену. В их жизнь все еще, только в несколько меньших дозах, вмешивались Купидо и Фортуна и толпа других фантастических существ; и так же спектакль начинался Прологом, а главной темой оставалась «любовь до гроба». Но именно в это время родились первые русские пьесы, правда, пока всего две, написанные Александром Петровичем Сумароковым и сыгранные в конце декабря 1749 года тоже «охотниками» – кадетами Шляхетского корпуса. Только это произошло в Петербурге, а Москва оставалась привержена старине, и здесь представляли привычные и знакомые «акты».
Далее ► Конец немецкому театру комедии
Главная ► Мода и история театра
