Весь сентябрь шли дознания по делу стрельцов. Допрашивали «с пристрастием», вздергивая на дыбу, выворачивая конечности, испытывая человеческое тело огнем, распарывая его кнутами и батогами. Царь ездил в Ново-Девичий монастырь, чтобы подвергнуть допросу сестру свою Софью. Самим Петром были взяты постельницы сестер-мятежниц: Жукова – Марфы и Вера – Софьи. Жукова под пытками родила, а когда с Веры кнутом сорвали рубашку, то выяснилось, что она тоже беременна. Обе сознались: виновниками их «тяжести» были певчие, приближенные к Софье.
Художник Дмитриев-Оренбургский
Стрелецкий бунт
В начале же октября государь учинил расправу над стрельцами, перед зрелищем которой померкла бы любая трагедия театральная. На Красной площади построили каменный позорный столб; из него торчали пять «железных рожнов». В Преображенском были обезглавлены важные злоумышленники: «бывший окольничий – Алешка Соковнин, бывший думный дворянин – Ивашка Цыклер, да бывший стольник– Федька Пушкин и стрельцы: Васька Филипов, да Федька Рожин, да донской казак Петрушка Лукьянов, и в то время, к казни, из могилы выкопан мертвый Иван Михайлович Милославский и привезен в Преображенское на свиньях» (как главный вдохновитель мятежников и их «корень»). Гроб его поставлен был у плах изменников и открыт. «А как головы им секли, то руду (кровь) точили в гроб на его мертвое поганое тело». Головы эти надели на «рожны» у позорного столба.
Москва покрылась цепью виселиц. В бойницы городских стен втиснули бревна, с которых тоже спускались петли. А у Ново-Девичьего монастыря сооружены тридцать виселиц, каждая в виде квадрата, и отдельная – перед самыми окнами Софьиной кельи. Около трехсот стрельцов «успокоились» на них. Шли они к месту казни совершенно равнодушно. Те, кто был в состоянии, сами влезали по лестнице к своей петле, надевали ее на шею и опрометью спрыгивали вниз. Редкие из них завязывали глаза себе тряпицей.
Караульня при Напрудной башне.
Здесь царь Петр держал свою сестру Софью.
Но «кульминация» была еще впереди. Вскоре «кликали клич Преображенские солдаты на площади перед Николою Гостунским: чтоб ехали в Преображенское стольники и стряпчие и дворяне московские, и жильцы, и всяких чинов люди, кто хочет смотреть разных казней, как станут казнить стрельцов; ехали бы в Преображенское без опасения». За солдатской слободой на равнине приготовили плахи и топоры. «Сам царь, сидя в кресле на возвышении, смотрел сухими жесткими глазами на всю эту ужасающую трагедию, жертвой которой стали триста тридцать стрельцов; их везли сюда в повозках по двое», у каждого в руках горела свеча, а за повозками бежали жены, матери, дети с раздирающими душу криками. Палачей не хватало, и эту роль взяли на себя некоторые бояре. Князь-кесарь Ромодановский обезглавил четырех стрельцов – по одному от каждой роты, которые вышли из его повиновения. «Жестокий Алексашка хвастался, что отсек двадцать», а сам Петр – пять мятежных голов, «негодуя на то, что очень многие бояре приступали к этой непривычной обязанности с дрожащими руками». Постельниц Жукову и Веру, по одним слухам, утопили в реке, по другим – зарыли живыми в землю. Нескольких близких сообщников Софьи колесовали.
Ново-Девичий монастырь
Но самым страшным в этой трагедии нам показалось бы то, что «декорации» ее несколько месяцев оставались неизменными, так как тела казненных не убирали. Причем некоторые колесованные не умирали сразу, а какое-то время оглашали еще своими стонами округу. Головы же главных преступников простояли на шестах почти двадцать лет и только в 1718 году, по челобитью родственников, были преданы земле.
В течение всех этих месяцев в Москве, как на театральной сцене, «трагедии» чередовались с «комедиями»: по вечерам государю задавали пышные пиры и празднества русские и иноземные вельможи, где Петр развлекался музыкой, танцами, а изредка и спектаклями. Но нервы даже такого исполина не могли перенести столь контрастных эмоций, и спал он, держась всю ночь за плечи какого-нибудь из своих денщиков, – иначе царь пробуждался в конвульсиях от кошмаров.
Далее ► Новые порядки при Петре I
Главная ► Мода и история театра
