Но вот в ночь с 11 на 12 марта 1801 года Россия избавилась от Павла. С опубликованием манифеста о вступлении на престол Александра I все «друг друга поздравляли и обнимали, как будто Россия была угрожаема нашествием варваров и освободилась». Многие намеренно демонстрировали это освобождение даже в мелочах: «Через несколько дней после смерти императора по улице проходила первая круглая шляпа; появились всякого рода костюмы; кареты мчали во весь опор». У военных «уничтожили косу и букли», и по набережным Петербурга скакали гусары с криками: «Теперь можно делать все, что угодно!»
Александр I Павлович, император Всероссийский.
В 1814 году Сенат даровал Александру Павловичу Романову титул Благословенного, Великодушного держав властителя. «Общее настроение в первые месяцы Александрова царствования нельзя назвать иначе, как восторженным», и все, что могло в России двигаться, устремилось в столицу, «тогда как в конце царствования Павла она почти опустела от большого количества высланных» и покинувших ее добровольно. Теперь, наоборот, съезжались, «чтобы поглядеть на молодого государя», к которому обратилось столько чаяний. На лицах прохожих примечали «изображение какого-то душевного удовольствия», приятного волнения и ожидание чего-то большего.
К общему настроению подстраивалась даже мода: «На молодых женщинах и девицах все было так чисто, просто, свежо; собранные в виде диадемы волосы так украшали их чело. Они были в полупрозрачных платьях, кои плотно обхватывали гибкий стан и верно обрисовывали прелестные формы; поистине казалось, что легкокрылые Психеи порхают на паркете. Бриллианты, коими наши дамы были так богаты, все попрятаны и предоставлены для ношения царской фамилии и купчихам. За неимоверную цену стали доставать резные камни, оправлять в золото и вставлять в браслеты и ожерелья. Это было гораздо античнее». Казалось, что вернулись времена расцвета Греции, ее древней демократии: все жаждали гармонии, и казалось, она вот-вот наступит.
Дочь маркграфа Баденского
Луиза Мария Августа, принявшая имя Елизавета Алексеевна.
С 1793 года Елизавета Алексеевна – супруга императора Александра I. Портрет работы знаменитой художницы Элизабет Виже-Лебрен.
В Москве, где в августе 1801 года состоялась коронация, «энтузиазм, внушаемый Александром, достиг своего апогея». Современники, забыв все потрясения и уроки истории, восклицали: «Никогда еще начало царствования не было более блестящим». У всех появилось вдруг ощущение возможности свершений, все возмечтали свободно воспарить. По сему случаю праздники в Первопрестольной устраивались «превеликолепные» – московские баре старались наперебой блеснуть гостеприимством. Белокаменная столица как будто чувствовала, что веселиться ей осталось недолго – чуть больше десятилетия. И в это время она переживала особый подъем своей общественной жизни. Беседы в клубах были так оптимистичны! Балы и съезды в Благородном собрании – так блестящи! Концерты и спектакли – так многолюдны!
Возникали новые домашние театры, расцветали старые, но, к сожалению, шереметевский так и не возродился. Театр этот показал свое последнее представление во время приема Шереметевым нового государя в августе 1801 года: состоялся «спектакль, бал, фейерверк и ужин, и вся дорога от Москвы до Останкина на расстоянии шести верст была иллюминирована», словно озаряя прощальный миг этого неповторимого художественного явления.
Модные платья начала XIX века
Мода начала XIX века
Столь знаменательный для России год стал знаменательным и для Николая Петровича Шереметева: 6 ноября в церкви Симеона Столпника на Поварской улице совершилось тайно, в присутствии очень немногих близких друзей, бракосочетание графа с бывшей крепостной его актрисой Прасковьей Ивановной. Они поселились в новом доме, купленном у Разумовского, в переулке, выходившем одним концом на Воздвиженскую, а другим – на Никитскую, и жили тихо, уединенно. Однако недолго наслаждалась чета Шереметевых семейным счастьем: всего через два года Николай Петрович остался один с двадцатидневным сыном, а через шесть лет он последовал за своей подругой.
С началом нового века московский старинный театр как бы ощутил, что переступает какой-то незримый рубеж и постепенно изживает себя, уходит в прошлое. Склонялся к закату и соперник шереметевской сцены – Петровский театр Медокса; слава его осталась в веке минувшем. В 1801 году перешла на придворную сцену Мария Синявская. Правда, ей уже исполнилось сорок пять лет и фамилия ее теперь стала Сахарова, по мужу, с которым' она и уехала в Петербург «на первые роли вообще, а иногда и благородных матерей в трагедиях, комедиях и драмах».
Постарели не только Померанцев с женою, но и Плавильщиков, вступивший на актерское поприще значительно позже их. Но главное, постарел сам Михайла Егорович Медокс и обессилел в более чем двадцатилетней борьбе за театр, в постоянных заботах и хлопотах о нем. «По роптанию московской публики на театр и неудовольствию Высочайшего двора, присутствующего тогда в Москве, в бывшую коронацию Его Императорского Величества государя Александра Павловича, отказано было вовсе Медоксу от театра». Его долг Воспитательному дому и партикулярным людям достиг трехсот тысяч рублей. Опекунский совет признал «неоплатность» такой суммы, и Петровский театр, со всем принадлежащим ему имуществом и воксальным строением, поступил в собственность богоугодного заведения, а бывшему владельцу его назначили «пансион» в шестьсот рублей.
С 1 января 1802 года театр отдали на «откуп князю Волконскому» – известному любителю театра и владельцу одной из старейших и лучших домашних трупп в Москве. Но по прошествии двух лет князь Михаил Петрович «просил об увольнении его от театра», а Медоксово детище опять перешло в ведение Воспитательного дома; князь же согласился остаться при нем только как директор. Но Петровский театр, словно не выдержав отлучения от своего основателя, 22 октября 1805 года перестал существовать совсем: «в четыре часа по полудни по причине гардеробмейстера Карла Фелкера, бывшего с двумя свечами в гардеробе, вышедшего оттуда и оставившего оные там с огнем, сделался пожар, от которого весь театр сгорел». Вместе со зданием погибли знаменитая «маскерадная зала», все декорации и гардероб, «а сбережено только несколько платьев из лучших костюмов, сохранена библиотека театральная и конторская письменность». Этим завершилась история старинного публичного Московского театра.
Через несколько лет, в 1808 году, выстроили новый публичный театр, называвшийся Арбатским, но в нем поселилась уже императорская Московская сцена, то есть подчиненная петербургской Дирекции императорских театров. Так началась совсем другая эпоха московской театральной жизни. Публичный театр, существовавший до этого как «вольный», поступив вскоре после пожара (в 1806 году) в ведение Дирекции, становится казенным. Это означало, что он находился теперь на государственном иждивении и попадал в полную зависимость от петербургской Дирекции и от императорского двора, что, несомненно, оказывало влияние на его репертуар, актерский состав, закулисный быт и во многом сближало московский театр с петербургским.
Далее ► Труппа Петра Познякова
Главная ► Мода и история театра
