Вместе с привычкой к зрелищам разного сорта, в которых Петр со свойственной ему твердостью или насаждал что-то свое, или отвергал что-то чуждое ему, государь желал еще привить своим подданным навык и любовь к светскому общению. Для этого в новой столице он учредил еще один вид публичных собраний и развлечений – ассамблеи. Устраиваться они должны были три раза в неделю в частных домах, и его величество приказал напечатать «Объявление, каким образом ассамблеи отправлять надлежит», разъясняющее подданным очередное царское нововведение: «Ассамблея – слово францужское, которое на русском языке одним словом выразить невозможно, но обстоятельно сказать – вольное, в котором доме собрание или съезд делается не для только забавы, но и для дела. Ибо тут может друг друга видеть и о всякой нужде переговорить, также слышать, что где делается; при том же и забава».
Далее следовали пункты правил:
1. «В котором дому имеет Ассамблея быть, то надлежит письмом или другим знаком объявить людям, куда всякому вольно придти, как мужскому полу, так и женскому.
2. Ранее пяти или четырех часов не начинается и долее десяти полуночи не продолжается.
3. Хозяин не должен ни встречать, ни провожать, ни потчевать гостей, но только должен очистить несколько покоев,
предоставить столы, свечи, питье для утоления жажды, и игры, на столах употребляемые».
Ассамблея Петра I.
Гравюра с оригинала Хлебовского.
Государственный музей имени А. С. Пушкина.
«Очищенные» хозяином комнаты предназначались: одна – для танцев, другая – для шашек, шахмат и карт (позднее, правда, запрещенных), третья – для курения и ведения мужской беседы, четвертая – для дам, где они играли в фанты и болтали. Кроме комнат и питья хозяин обязан был позаботиться и о музыке для танцев. Те, кто не имел своего оркестра, занимали его у Апраксина или у княгини Черкасской. Одним из пунктов отправления ассамблей являлось запрещение «чинить церемонии» под страхом штрафа кубком «Большого орла». Каждый присутствующий мог вольно ходить, вставать, играть или танцевать, хозяину же вменялось в обязанность почтить гостей только поклоном при приезде и отъезде, которые также не регламентировались никем в эти отведенные часы.
Указ об ассамблеях генерал-полицмейстер Петербурга Девиер обнародовал 26 ноября 1718 года, и вскоре же состоялось первое такое собрание, в доме генерал-адмирала Апраксина – владельца знаменитого оркестра, состоявшего из труб, валторн и литавр. Но впоследствии открывался и закрывался зимний сезон ассамблеями у генерал-губернатора Меншикова. В списке лиц, проводивших ассамблеи, часто фигурировало имя Петра Михайлова – самого царя, – устраивавшего их в Почтовом доме на Адмиралтейской стороне. На вечерах полагалось присутствовать «с высших чинов до обер-офицеров и дворян, также знатным купцам и начальным мастеровым людям, также и знатным приказным». И, конечно же, это нововведение пользовалось полным признанием прежде всего у людей молодых, которых тянуло общаться (пусть даже под неусыпными взглядами стариков), и они весь вечер охотно танцевали, не потому, что этого требовал регламент или любил государь.
Сам Петр, когда бывал в ударе, танцевал много. Начинались танцы, как правило, польским, и первой парой выходил государь с Екатериной, второй – часто становились князь Кантемир и принцесса Анна, а третьей – пара с «царицей» ассамблеи, выбираемой каждый раз заново среди самых молодых и красивых девушек или женщин. За польским следовал «миновет», а затем Петр объявлял танец, придуманный им самим и именуемый «гросфатер». В нем участвовало очень много пар (если позволял зал, то от тридцати до пятидесяти), и руководил им «маршал», избранный «царицей» ассамблеи. Под звуки печальной мелодии, напоминавшей похоронный марш, пары медленно двигались друг за другом. Вдруг, по взмаху маршальского жезла, оркестр переходил на развеселый лад, и тогда дамы оставляли своих кавалеров и выбирали себе других из числа тех, кто не танцевал в этот момент. Брошенные кавалеры ловили убегающих дам, поднимался шум, гвалт, писк, причем и царь и все члены его семьи обязательно участвовали в этой кутерьме, прерывавшейся вдруг жезлом «маршала», и под звуки прежней унылой мелодии пары опять чинно выстраивались. Но те из кавалеров, кто остался без дам, штрафовались кубком «Большого» или «Малого орла», и тогда остаток вечера был для них окончательно потерян: устоять на ногах после данного возлияния оказывалось невозможным. Особенно Петр любил вовлекать в свой любимый танец стариков, мучимых подагрой и одышкой, которые потом с трудом могли перевести дух.
Если ассамблеи устраивались в доме, где комнаты не могли вместить сразу так много народу, как этого требовал «гросфатер», то Петр заводил другой танец, называвшийся «кеттен-танц», то есть цепочка. Десять-двенадцать пар связывали себя носовыми платками и переходили из помещения в помещение, при этом ведущая пара придумывала разные па, а все остальные повторяли. Танцующие могли забраться и на чердак и в погреб, откуда иногда дамы возвращались со сломанными каблуками. В очень немногих комнатах петербургских домов были тогда хорошие полы. Как правило, между половицами существовали щели, черневшие и зимой и летом от влаги, шедшей с земли и разъедавшей дерево. Модные тонкие, высотой в полтора вершка, каблуки расшалившихся дам застревали в щелях и своим треском призывали к благоразумию, правда, слишком поздно.
Далее ► «Комедия о пророке Данииле»
Главная ► Мода и история театра
